Маркиз де Карабас

Оставив Монконтур, он поехал по проселочной дороге, по плодородным, ухоженным землям. Чем выше он поднимался, тем меньше признаков жизни и следов человеческого труда попадалось на его пути, и наконец с вершины горы он увидел, что в направлении департамента Морбиан перед ним простиралась унылая вересковая пустошь, кое-где поросшая зарослями кустарника, лишь далеко на горизонте виднелся густой, темный лес. Местность становилась все более дикой и пустынной: за несколько часов пути – ни шалаша, ни хижины, никаких признаков деятельности человека.

Наконец, перед самым закатом Кантэн достиг голой вершины горы Бель-Эр, и на кряже Ангий показались одинокие серые строения, в которых он узнал жилище Жана Вильнева по прозвищу «Жан-Гора». Во всей округе он пользовался репутацией головореза, каковой был обязан, скорее всего, тому обстоятельству, что таверна его стояла в пустынной, безлюдной местности. Путешественники, совершающие переход через Мене в Менеак, редко заглядывали в нее.

Когда, поднявшись по извилистой тропе на вершину кряжа, Кантэн остановился перед двумя длинными одноэтажными строениями, домашняя птица с шумом разлетелась, собака злобно залаяла. Одно из строений было таверной, другое служило амбаром и конюшней.

На пороге появилась неряшливая босоногая девушка в красной юбке, неопрятная и смуглая, как цыганка. Недоверчивый взгляд блестящих черных глаз на угрюмом лице смерил Кантэна с головы до пят.

– Вы здесь остановитесь?

Вопрос, заданный резким голосом, скорее походил на оклик, чем на приглашение.

– С вашего позволения, – Кантэн спешился. – Ужин и постель, если возможно.

Девушка отвернулась и позвала кого-то в доме. В ответ появился крупный мужчина в куртке из козьей шкуры, серых штанах до колен настолько широких, что они больше напоминали юбку, и деревянных башмаках. Его голые ноги так заросли волосами, что казалось, будто он в чулках. Плоская обветренная физиономия, покрытая седой щетиной, производила зловещее впечатление в силу отсутствия в ней даже намека на мысль.

– Хм! Ужин! Это можно. Есть свежезарезанный козленок, а может, Франсина и омлет вам поджарит, – он говорил глухим, монотонным голосом на наречии, которое Кантэн разбирал с трудом. – Франсина, отведи коня господина в конюшню.

В полутемной узкой, грязной и дурнопахнущей общей комнате таверны, на полу которой барахтались в пыли несколько кур и индюшек, хозяин подозрительным взглядом оглядел гостя.

– Откуда пожаловали?

Кантэн специально назвал последний связной пункт, где он останавливался.

– Ох! Ах! – на плоском лице хозяина не отразилось ничего, похожего на мысль. – И куда же вы направляетесь?

– Это зависит от того, с кем я здесь встречусь.

– Здесь? И с кем бы вам здесь встречаться? Это заброшенный дом. Мало кто сюда заезжает.

– Мог бы заехать барон Корматен, если бы вы сообщили ему, что я его спрашиваю.

– Какой еще барон? Нет-нет, – мужчина покачал головой и осклабился. – Нет у нас здесь никаких баронов, гражданин. Дом стоит на отшибе. Путешественники и то редки. А уж бароны!.. Я в жизни не видел ни одного барона.

– Я от графа Жозефа, – не обращая внимания на разглагольствования хозяина таверны, объявил Кантэн.

– Кто-кто? Граф… Вы ошиблись, мой господин. Вы заехали не в тот дом. Здесь вас приветят, дадут ужин и постель. Но не думаю, чтобы вы встретили тут своих высокородных друзей. Только не в доме Жана Вильнева.

Настойчивость Кантэна ни к чему не привела, она только разъярила тупицу-хозяина и вошедшую в комнату смазливую, но неряшливую Франсину.

– Должно быть, вы спятили, приятель, – раздражение сделало ее слишком бойкой на язык. – Мы – люди бедные, и этот дом не для знатных особ, если бы они еще и остались в здешних краях. Откуда вы явились со своими разговорами о графах и баронах? Послушай, Жан, он, видно, с луны свалился.

– Я уже сказал вам, что приехал от…

– Ну-ну! – перебил его Жан. – Хватит! Мы сыты по горло. У нас от вас голова раскалывается.

И, словно потеряв последнее терпение, он, шаркая ногами, вышел из комнаты.

Путешествуя с Пюизе, Кантэн не заезжал в таверну и посему стал опасаться, что допустил какую-нибудь оплошность. Наступила ночь, он очень устал. Даже если бы он знал, как исправить ошибку, – а Кантэн был убежден, что совершил ошибку, – то до утра все равно ничего не смог бы предпринять.

Досадуя на самого себя, он съел ужин, от которого его едва не стошнило, прошел в отведенную ему комнату и полуодетым бросился на соломенный тюфяк.

Он проснулся от яркого света, бившего в лицо, в комнате, как ему показалось, набитой людьми, что почти соответствовало истине, поскольку в узкой каморки, где он спал, четыре человека производили впечатление целой толпы. Сперва он узнал Жана Вильнева, который с фонарем в руке стоял в ногах постели. Рядом с ним стоял неуклюжий человек, на плече у него висел мушкет, лицо скрывала тень широкополой шляпы. Лица двух других мужчин были также затенены полями круглых шляп. Кантэн вскочил на ноги.

– Что это значит? Что вам нужно? На его плечо легко легла чья-то рука.