Маркиз де Кюстин и его "Россия в 1839 году"

нием. Нервное возбуждение сменилось спокойствием и покорностью судьбе. Он сумел примириться с изгнанием из аристократического общества и старался найти себя в путешествиях, литературе и религии. Кюстин всегда был искренне набожен, и теперь его благочестие получило еще большее подкрепление. В величественном патернализме Римско-католической церкви он обрел не только отпущение грехов и терпимость к ненормальности своих чувств, но замену казненному отцу и ту иерархичность, которой ему так недоставало в современном французском обществе.

Тем не менее, жизнь Кюстина оставалась незаполненной и трагической. Ущербность чувств висела на нем тяжелым камнем, придавливая все надежды, мешая личным отношениям и ослабляя литературный талант. Его судьбу хорошо выразила г-жа Ансело в своих «Парижских салонах» (с. 239—240)а:

«Над всем, что бы ни делал г-н де Кюстин, витала какая-то роковая сила. Он соединял в себе величайшие дары природы и происхождения: высокий, красивый, прекрасно воспитанный и умный, достаточно богатый, чрезвычайно образованный и до кончиков ногтей настоящий аристократ, как по рождению и манерам, так и по чувствам. Но при всех этих благах его душу терзало непрестанное беспокойство, и он не мог найти для себя отдохновения, словно бы бесконечно колебаясь и теряя равновесие, что не давало ему наслаждаться радостями повседневной жизни».

а Маргарита Луиза Виржини Шардон Ансело (1792— 1875), жена литератора и академика Жака Арсена Франсуа Поликарпа Ансело (1794—1854). В соавторстве они написали Reine , Cardinal et Page (Королева, кардинал и паж) и другие произведения. Г-жа Ансело писала романы (в том числе Етегапсе, Яепёе et Varville ) и пьесы для театра. Ее перу при надлежат также « Les Salons de Paris » (См. также: Ансело Ф. Шесть месяцев России. М., 2001).

Пережить все эти несчастья и создать для себя новую жизнь Кюстину очень помог его преданный английский друг Эдуард Сент-Барб, происходивший из почтенной гэмпширской семьи, чей род с его французским именем восходил ко временам Вильгельма Завоевателя. Он стал постоянным спутником Кюстина незадолго перед смертью его жены и оставался с ним вплоть до кончины в 1857 г. Сент-Барб вел его дела и домашнее хозяйство (в своих письмах Кюстин часто в шутку, но с любовью называл его l'esclaveа). Такой menage a deux ^[3], продолжавшийся более тридцати лет, иногда перерастал в menage a troisB, когда Кюстин распространял свое гостеприимство и покровительство еще на какую- нибудь персону мужского пола, что, естественно, возбуждало немалое злословие в парижском обществе. Но современники, знавшие Сент-Барба, единогласно признавали его чрезвычайную деликатность и выдающиеся качества: преданность, самоотвержение, чувство собственного достоинства и умение держать себя в столь щекотливом положении с необыкновенным тактом. Он посвятил свою жизнь Кюстину, благодарность которого хорошо видна из одного его письма во время серьезной болезни Сент-Барба в 1856 г.; Кюстин написал про него, что это ип homme sans lequel je ne puis vivrer. Несомненно, здесь мы видим глубокую и прочную, а во многих отношениях даже трогательную привязанность, которая была значительно сильнее тех физических влечений, столь увлеченно пересуживавшихся циничным Парижем. Именно она позволила Кюстину вынести свой позор и продолжить жизнь и литературную деятельность.

С тех пор Кюстина видели, главным образом, в литературных кругах. Парижские литературные салоны в противоположность великосветским оставались открытыми для него — отчасти это объясняется широким и роскошно-щедрым гостеприимством самого Кюстина по отношению к знаменитым литераторам3. Он был знаком со многими из великих: Виктором Гюго, Жорж Санд, Бальзаком, Стендалем, Бодлером, Ламартином, Софи Гэй7. Его допускали даже в салон мадам де Рекамье для чтения своих произведений8, чем, кстати, занимался и сам Бальзак chez Custine6. На его вечерах иногда играл Шопен.

Судя по всему, ни одно из этих знакомств не было ни достаточно близким, ни прочным, за исключением Софи Гэй. Этому, несомненно, препятствовала личная жизнь Кюстина. Верно и то, что многие, кто сохранял с ним внешне добрые отношения, не могли удержаться от злословия за его спиной. Однако не будет преувеличением назвать Кюстина известной, хотя, быть может, и