Маркиз де Кюстин и его "Россия в 1839 году"

Я сомневаюсь, что Токвиль вообще читал книгу Кюстина или как-то заинтересовался ею. Это было совсем не в его натуре. Он обладал, как говорится, однобоким умом и всегда занимался только чем-то одним, отдавая предпочтение собственным мыслям, выяснению фактов и ничуть не заботясь о каких-то иных мнениях. Возможно, он не обратил бы внимания на книгу Кюстина, даже если и захотел бы заняться изучением России. Наблюдательный Кюстин, несомненно понял это качество Токвиля, и не исключено, что именно к нему относится одно любопытное место в его книге, хотя речь идет о Монтескье. Но здесь употреблено множественное число, и вряд ли Кюстин забыл при этом о своей недавней встрече с Токвилем: «/.../ эти великие умы видят только то, что им хочется; весь мир за- ключей только в них самих; они понимают все, кроме того, о чем им говорят»11.

Несмотря на явную симметрию жизненного опыта, все-таки нельзя не почувствовать два совершенно различных характера: Токвиль — сдержанный, отстраненный, с безупречной репутацией, счастливый в семейной жизни, всеми чрезвычайно уважаемый, более того — любимчик политической и интеллектуальной европейской элиты, человек, хотя большую часть времени проводивший в одиночестве, но отнюдь не одинокий; с другой стороны, Кюстин — с сомнительной репутацией, преследуемый неудачами, редко остававшийся наедине с самим собой, но неизменно одинокий. Токвиль по своим склонностям был интеллектуалом и человеком науки, кроме поведения людей в сообществах мало интересовавшийся в своей монументальной отрешенности тяготами или делами отдельных людей. Он явился истинным предшественником современных социологов и политологов в их наилучшем выражении. А интересы Кюстина лежали в сфере эстетики и религии. Он был очень индивидуализированным человеком, и его всегда привлекали отдельные личности, а не толпы.

Третий фактор в решении Кюстина поехать в Россию был, по некоторым мнениям, решающим, но, на мой взгляд, совершенно незначительным, хотя и документирован лучше, чем два предыдущих.

Среди польских политических эмигрантов, нашедших убежище во Франции после восстания 1830—1831 гг., был и красивый смелый юноша, которого Кюстин, начиная с 1835 г., взял на пять лет под свое крыло, поддерживал финансами и давал у себя пристанище. Речь идет об Игнации Гуровском, брате известного панслависта Адама Туровского, который впоследствии уехал в Соединенные Штаты, стал переводчиком Государственного департамента и надоедал Линкольну во время Гражданской войны своими яростными письмами12.

То, что привлекательная внешность Туровского имела отношение к дружбе и покровительству Кюстина, конечно, может быть подвергнуто сомнению. Но в Париже, естественно, давали свое толкование их отношениям. Жизнь Игнация в доме Кюстина была темой саркастических острот по поводу этого menage a troisa. Однако Игнаций отнюдь не пренебрегал и прекрасным полом, а существующие свидетельства, по крайней мере, о позднейших годах этой связи, говорят как будто в пользу отеческих чувств Кюстина, хотя и весьма тяжких для него материально.

По всей видимости, Игнаций был своего рода авантюристом: несомненно очаровательным и забавным (Кюстин часто упоминает об этом в своих письмах), но в то же время пустым, эгоистичным, холодным и вульгарным. Это стоило Кюстину, до тех пор, пока не прервалась их связь, не только немалых денег, но и множества чисто личных затруднений. Отвергнутый актрисой Рашелью, у которой он вынудил Кюстина просить ее руки (в 1842 г., уже после поездки в Россию), Игнаций впутался в историю, напав на одного почтенного пэра Франции, которого заподозрил в помехах своим брачным намерениям. И, наконец, он сбежал и даже вступил в брак с инфантой Изабеллой, племянницей королевы Испании. (Этот брак, начавшийся в бедности бельгийского изгнания продолжался долгие годы, но, как говорят, сам герой окончил свои дни испанским грандом и отцом многочисленного семейства).

а Мёпаде a trois — жизнь втроем(франц.).

Однако в 1838—1839 гг. Гуровский хотел получить разрешение возвратиться в Российскую империю и жить там, как и его брат Адам. Несомненно, Кюстин стремился помочь ему в этом (надеясь, как полагают некоторые, избавиться от него). Он предпринял для этого кое-какие шаги, в том числе, проезжая через Германию на своем пути в Россию, представил Туровского наследнику русского престола; потом, уже в Петербурге, затрагивал это дело в разговоре с императрицей, которой тоже представил своего протеже по возвращении во время одной из ее поездок на немецкие воды.

Но Гуровский оказался связан с поездкой Кюстина в Россию еще и в другом отношении — при русском дворе у него была двоюродная сестра, жена шталмейстера барона Фредерикса. Отчасти благодаря ее протекции император принял Кюстина, которому были оказаны также и другие любезности3.