Маркиз де Кюстин и его «Россия в 1839 году»

16* В 1838 г. по ходатайству друзей Мицкевича для него была образована в парижском Коллеж де Франс кафедра славянских литератур. Вступительную лекцию он прочел 22 декабря 1840 г. Мицкевич крайне идеализировал древнепольский государственный бьгг, противопоставляя его московско-российским порядкам, основанным, по его мнению, на расчетливом эгоизме. Утверждая, что поляки богоизбранный народ для обновления христианства, он порицал в то же время формализм Католической церкви. Лекции Мицкевича продолжались до 1852 г., когда после воцарения Наполеона III он вместе с ЖМишле и Э.Кине был уволен в отставку.

О французских переводах произведений Мицкевича см.: Lorentowicz J. La Pologne en France. Essay d'une bibliographic raisonee. Paris, 1935.

Приведем для сравнения два отрывка из текстов Мицкевича и Кюстина:

Мицкевич:

Но мчится кибитка и все перед ней Шарахнулось в сторону: пушки, лафеты, Пехота и полк кирасир-усачей, Начальство свои повернуло кареты.

Кибитка несется. Жандарм кулаком Дубасит возницу. Возница кнутом Стегает наотмашь солдат, свирепея. Беги, или кони собьют ротозея!

Кто едет в кибитке? — Не смеют спросить. Жандармы сидят в ней, и путь их — в столицу. То царь приказал им кого-то схватить. «Наверное, взят кто-нибудь за границей? /.../».

(Мицкевич Адам. Собр. соч. Т. 3.

М., 1952. С. 256. Перевод ВЛевика).

Кюстин:

«Немного далее увидел я, как курьер, может быть, фельдъегерь или какой-то из подлых слуг правительства вылез из своего экипажа, подбежал к одному вознице и принялся бить его кнутом, палкой и кулаками /.../». (La Russie en 1839. Зте id. Т. 2. P. 200).

«Фельдъегерь — это человек, обладающий властью; он везет приказ повелителя; он одушевленный телеграфный провод /.../. Те из них, кого мне пришлось видеть, олицетворяют собой пустыню, в которую они должны углубиться. В своем воображении я вижу места их назначения: Сибирь, Камчатка, солончаковые пустыни /.../». (Ibid. Р. 87—88).

III. ПУТЬ В РОССИЮ

Остафьевский архив князей Вяземских. СПб., 1899. Т. 4. С. 79.

Можно привести множество мест из «Философического письма» для иллюстрации этого утверждения. Ограничимся только одним, вполне типическим: