Маркиз де Сад

Через шесть месяцев после свадьбы счастливому браку был нанесен первый удар, когда Сады и Монтрей получили известие об аресте Сада в Париже 29 октября 1763 года. Удар этот смягчили привилегии, которые, благодаря отцу, Сад получил в Дижоне в 1764 году. Скандал вызвал у мадам де Монтрей чувство дискомфорта. Все же, как отмечалось в письмах к аббату де Саду, она верила, что женитьба окажет на ее зятя благотворное влияние, тем более, до сих пор для Рене-Пелажи он являлся надежным и ответственным мужем. Однако уж имелись сведения, что его проступок являлся не единичным импульсивным актом распутства, а имел давнюю предысторию. Если верить предупреждению, сделанному Луи Марэ владельцам публичных домов 30 ноября 1764 года, на Сада в полиции имелось солидное досье.

Но в 1763 году надежда еще как будто существовала. Губернатору Венсенна заключенный под стражу маркиз принес свои самые искренние извинения и сожаления. Сад только попросил разрешения увидеть свою любимую жену и, если это будет возможно, позволить этому дорогому существу вернуть его на путь праведный, с которого он, к сожалению, сбился. Сартину, генерал-лейтенанту полиции, маркиз признался, что заслужил свое тюремное заключение. Он попросил разрешения увидеться со священником, уверяя, что его арест и заключение под стражу являются выражением Божьей милости и это поможет ему обрести душевный покой и осмотрительнее вести себя в будущем. Любое предложение, направленное на то, чтобы сделать Сада изгоем общества, воспринималось как чудовищное. 16 марта 1767 он и Рене-Пелажи присоединились к королю и королеве, дофину и его сестре, принцессам и графам Прованским и Артуа в качестве свидетелей на бракосочетании графа де Куаньи и мадемуазель де Руасси.

Саду приходилось много времени проводить в непривычном окружении северной Франции. Когда в 1763 году его выпустили из Венсенна, непременным условием освобождения стала необходимость жить под наблюдением семьи Монтрей в Эшоффуре. Ранним зимним днем карета, в которой он пересек Париж и миновал Версаль, начала путешествие длиной в сто миль по дороге, ведущей в Аржантан, Вир, Мортен, к холмам у основания Шербургского полуострова. Эшоффур располагался неподалеку оттуда, хотя поездка занимала несколько дней. Долгая волнистая дорога проходила среди лесов, поднимавшихся по обе стороны. Деревья стояли, погруженные в мрачную, пугающую мглу. На перекрестке небольшого городка Л'Эгл карета свернула на север и через несколько миль наконец подъехала к поместью Монтрей с его простым каменным домом в Эшоффуре, расположенном среди перелесков на холме, откуда открывался вид на деревню, поля и дальние леса нижней Нормандии.

Местность совсем не походила на Прованс, хотя лесные тайны так же нашли отражение в прозе Сада, как и горные замки Воклюза. Длинный и узкий дом стоял в окружении садов, обнесенных стеной. Ничего живописного не присутствовало в его белых стенах и высокой крыше. Он служил центром процветающей сельскохозяйственной общины, с полями и амбарами, в такой же степени характерными для северной Европы, в какой виноградники и поросшие оливами склоны Ла-Коста или Сомана обычны для юга. Южнее Эшоффура начинался Ла-Манш. Южнее Ла-Косты — Средиземное море. Этому разделению культур еще предстояло сыграть свою роль в конфликтах, которые ожидали маркиза.

В Эшоффуре у Сада и Рене-Пелажи спальни были смежными, их окна выходили на лесную чащу, тянущуюся к югу. В нескольких футах от них располагалась комната Анн-Проспер, выходившая окнами на парковую аллею деревьев с северной стороны. Хотя младшая сестра, возможно, и поглядывала на своего зятя с гордостью и обожанием, никаких доказательств того, что в тот период между ними существовало сексуальное влечение друг к другу, кроме как на подсознательном уровне, не представлялось. После шести месяцев безупречного поведения в Эшоффуре, в мае Саду позволили посетить высокий суд Дижона в его официальной должности наместника провинции. Находясь там, он какое-то время посвятил чтению манускриптов позднего Средневековья, хранившихся в монастыре Шартреза. В этих рукописях содержались описания фрагментов истории Франции четырнадцатого и пятнадцатого веков. Сада больше всего интересовали драмы, связанные с убийством, предательством, пытками во время гражданских разногласий и политической нестабильности, которые характеризовали эпоху правления Карла VI и его королевы Изабеллы Баварской. Во время своей весеннего визита в Дижон он делал из рукописей выписки, сложившиеся в последние годы жизни в исторический роман «Изабелла Баварская, королева Франции». Маркизу повезло, что он успел сделать эти записи в 1764 году, поскольку с приходом Революции и документы, и памятники Шартреза погибли в момент революционного рвения республиканцев. Эти деяния Сад назвал актом «безумного вандализма» того времени. Естественно, ни о какой присяге новому порядку речи быть не могло.