Клиника Шарантон не в состоянии выполнить ни того, ни другого условия. Господин де Сад пользуется здесь слишком большой свободой. Он имеет возможность общаться со множеством лиц обоего пола, больных и выздоравливающих, принимать их у себя и, в свою очередь, посещать их комнаты. Он имеет право гулять в парке, где часто встречается с больными, которым тоже предоставлено это право. При этом он проповедует свои ужасные мысли <…>
Наконец, в заведении упорно ходит слух, что он живет с женщиной, которую считают его дочерью.
Но и это еще не все. В Шарантоне имели неосторожность учредить театр для постановки пьес душевнобольными, не рассчитав прискорбных последствий, которые могут произойти от возбуждения таким образом их воображения. Господин де Сад состоит директором этого театра. Он выбирает пьесы, распределяет роли и руководит репетициями, учит декламации актеров и актрис и посвящает их в тайны драматического искусства. В дни публичных представлений он всегда имеет в своем распоряжении известное количество входных билетов и, подбирая публику, служит предметом ее оваций. В торжественных случаях, так, например, в дни именин управляющего, он сочиняет в его честь аллегорические пьесы или, по крайней мере, несколько хвалебных куплетов.
Я полагаю, что нет надобности указывать Вашему Превосходительству на неприличие происходящего и рисовать опасности, которые могут от этого произойти. Если бы эти подробности стали известны публике, какое мнение сложилось бы у нее об учреждении, которое допускает такие злоупотребления? Может ли с ними мириться нравственная сторона лечения душевнобольных?
Больные в ежедневном общении с отвратительным человеком находятся постоянно под влиянием его глубокой испорченности, и одна мысль о его присутствии в заведении способна, я полагаю, разжигать воображение даже тех, кто его не видит.
Я надеюсь, Ваше Превосходительство, что Вы найдете приведенные мною мотивы более чем достаточными, чтобы приказать отвести для господина де Сада другое место заключения, вне Шарантона. Тщетно было бы возобновлять относительно него запрещение общаться с другими живущими в клинике; это запрещение было бы не лучше исполнено, чем и в прошлый раз, и продолжались бы те же злоупотребления. Я совсем не требую, чтобы его вернули в Бисетр, где он находился ранее, но считаю своим долгом представить Вашему Превосходительству мое соображение о том, что арестный дом или тюрьма были бы для него более подходящими, нежели учреждение, предназначенное для лечения больных, которое требует неослабного наблюдения и самой заботливой предусмотрительности".
Это письмо побудило Жозефа Фуше 11 ноября 1808 года распорядиться о переводе маркиза в государственную тюрьму в крепости Ам (Ham), что в Пикардии, но семейство последнего, извещенное об этом, успело приостановить исполнение приказа.
А 9 июня 1809 года старший сын маркиза, лейтенант Луи-Мари де Сад, был убит в Италии.
В 1783 году он поступил на военную службу, а в 1791 году эмигрировал из Франции. В 1794 году он вернулся обратно и занялся литературным трудом, написав один том "Истории французской нации". В 1806 году он вернулся на военную службу, отличился в сражении при Йене, потом стал капитаном и адъютантом наполеоновского генерала Марконье. В сражении при Фридланде он был ранен, а в 1809 году его направили в герцогство Отрантское[17], где его часть должна была усмирять вспыхнувшее восстание против французской оккупации. По дороге в полк он нарвался на засаду и был зверски убит, так и не успев оставить потомства.
Вместе с Луи-Мари умерли и надежды маркиза де Сада. Его судьба теперь всецело оказалась во власти младшего сына, 40-летнего Клода-Армана, который и слышать не желал о возможном освобождении отца из Шарантона.
Правда, у маркиза де Сада оставалась еще дочь, 38-летняя Маллен-Лора, но в его жизни она никогда не играла сколько-нибудь заметной роли.
Итак, наследство отца должно было перейти к Клоду-Арману. А тот в 1808 году задумал жениться на своей дальней родственнице, Луизе-Габриэлле-Лоре де Сад. Находясь в заточении, маркиз де Сад проклял этот брак и хотел добиться запрета официальной церемонии, но у него ничего не вышло. Более того, в 1809 году у маркиза появился первая внучка, названная именем Рене. А еще через год на свет появилась и вторая внучка — Лора-Эмилия.
По сути, многочисленные дети Клода-Армана де Сада и Луизы-Габриэллы-Лоры де Сад стали единственными потомками маркиза, от которых пошли современные де Сады.
Этих детей (внуков и внучек маркиза де Сада) было пятеро:
Рене (1809–1820) — она умерла, не оставив потомства:
Лора-Эмилия (1810–1875) — она в 1839 году вышла замуж за Луи де Грендоржа д’Оржевилля;
Габриэлла (1814–1875) — она умерла, не оставив потомства;
Альфонс-Игнас (1812–1890) — он в 1842 году женился на Генриетте-Анне де Шоле[18];
Огюст (1815–1868) — он был женат на Жермене де Моссьон.