Маркиз де Сад

Во времена де Сада ситуация, при которой жених и невеста впервые встречались только на свадьбе, не была из ряда вон выходящей. Скоре всего, Донасьен до самой свадьбы не видел ни Рене-Пелажи, ни тем более ее младшей сестры. Мадам де Монтрей, наслышанная о похождениях будущего зятя, вряд ли стала бы рисковать, представляя ему Анн-Проспер, которая в то время еще находилась на обучении в монастыре. Председательша была прекрасно осведомлена и о наклонностях Донасьена Альфонса Франсуа, и о его болезни, и именно потому граф де Сад шел на уступки, делая все, лишь бы семья Монтрей не отказалась от союза. «Какие бы оплошности мой сын ни совершил, я стараюсь загладить его глупости своей любезностью и почтительностью», «Я каждый день обедаю у них или у кого-нибудь из их родственников», «Я стойко переношу обрушившиеся на меня знаки внимания», — пишет он сестре Габриэль-Лор и в порыве раскаяния добавляет: «Мне очень жаль этих людей за столь безрадостное приобретение, способное на любого рода глупости, но я молчу, и совесть моя от этого неспокойна».

А что же Донасьен? Он, скорее всего, сам не знал, чего хотел. Если прежде жизнь его была хотя бы минимально организована (коллеж, армия), то теперь он был полностью предоставлен самому себе. Отец, самый близкий ему человек, в ту пору, похоже, не являлся для Донасьена ни авторитетом, ни поддержкой. Но, собственно, какой пример подавал граф де Сад «юноше, обдумывающему житье», двадцатитрехлетнему Донасьену? Либертен, всю жизнь вращавшийся в свете, он мог быть и дипломатом, и придворным, и фаворитом, но в полной мере не стал ни тем, ни другим и ни третьим. Прекрасно владея пером, он писал исключительно для себя, так как дворянина, дерзнувшего претендовать на лавры литератора, немедленно подвергали остракизму собратья по сословию. Ловелас, умевший поддерживать дружбу с некогда любимыми им женщинами, он не сумел сохранить привязанность собственной жены… Словом, все как-то наполовину…. Может, поэтому и увещевания его были впустую, и намерение найти сыну невесту не находило отклика, скорее наоборот: Донасьен уже не раз заявлял о своем желании самому найти себе избранницу и жениться на ней по любви.

* * *

Итак, литературный дар, бесспорно, унаследованный Донасьеном Альфонсом Франсуа от отца и дяди, — единственное, что досталось ему от семьи в полной мере, и этот дар доставлял ему не меньше удовольствия, чем погоня за наслаждениями. А когда на бумагу ложились строчки чувствительные и эротические, процесс писания доставлял ему двойное удовольствие. Наверно, поэтому возникло предположение, что большое, на восемь страниц, письмо к Лор де Лори, в котором де Сад то умоляет красавицу вернуть ему любовь, то грозится отомстить, то рыдает от горя, — всего лишь литературная мистификация, сочиненная «на заданную тему», ибо впоследствии Донасьен велел переписать письмо и наряду с другими юношескими сочинениями включил в сборник под названием «Разрозненные произведения».

Что касается материальной стороны наследства, в этом вопросе Донасьен чувствовал себя обиженным и обделенным. Во-первых, он ожидал от матери не только фамильных бриллиантов, отходивших к его будущей жене с условием впоследствии передать их детям. Впрочем, граф также был не слишком доволен супругой и в письме к аббату сообщал, что при составлении брачного контракта «мадам де Сад продержала нас три дня и в каждый из этих дней придумывала все новые и новые сложности. Поистине это ужасная женщина. Ее сын еще успеет в этом убедиться». Во-вторых, отец оказался настолько скуп на наличные деньги, что после уплаты кое-каких долгов у Донасьена ничего не осталось на карманные расходы. Монтреи также постарались наделить молодых в основном жильем, мебелью, рентой, а не наличностью: Председательша понимала, что со своими аппетитами Донасьен пустит на ветер любое состояние. Пусть мальчик сначала остепенится, а потом они раскроют кошелек! В-третьих, сразу после свадьбы Донасьен обнаружил, что, передав ему должность наместника, отец забрал доход с нее за три года вперед! Но и граф был возмущен не менее сына: Донасьен наделал столько долгов, что часть из них ему пришлось уплатить.

И все же событие свершилось! Ранним утром 1 мая 1763 года оба семейства отправились в Версаль — получить под брачным контрактом августейший автограф короля Людовика XV, следом за которым контракт подписали дофин, дофина, герцог Беррийский, граф Прованский, дочери короля, принц Конде, принц де Конти и мадемуазель де Сане. Неслыханная милость для опального графа де Сада! Впрочем, для организации сей пышной церемонии постарались и Монтреи. А имени жениха опять не повезло: его записали как Донасьена Адольфа Франсуа. Если бы Донасьен был на месте, он бы непременно внес ясность в этот животрепещущий для него вопрос. Если бы был… Но его там не было, так как он все еще пребывал в Авиньоне: долечивался и выяснял отношения с очаровательной Лор де Лори.