Маркиз должен жениться

— Для начала вы сделали прекрасный выбор. «Озерный роман» — моя самая любимая книга. Оливер нахмурился.

— Почему? Потому что в той дуэли Роктон получает по заслугам?

Мария улыбнулась.

— Потому что Минерва оставляет его в живых. Обычно она расправляется со злодеем, причем самым ужасным образом.

— А вы ненавидите ужасы.

— Вовсе нет. Они мне нравятся. Странно, правда? Мне даже хотелось бы, чтобы было еще страшнее. — Оливер ответил ей недоуменным взглядом. Мария с усмешкой добавила: — Дома у меня есть несколько томов «Ньюгейтского календаря». Ну, не у меня, а у Фредди. Отцу не нравилось, что я так увлекаюсь убийствами и всякими ужасами.

— Я его понимаю. — Он откинулся в кресле и с любопытством посмотрел ей в лицо. — Раз вы любите ужасы, почему же вам понравилось, что Минерва не убила Роктона?

— Видите ли, некоторыми своими намеками она заставляет читателя задуматься, почему Роктон стал злодеем. А если он погибнет, мы этого никогда не узнаем.

Оливер не сводил с нее глаз.

— Может быть, он родился злодеем?

— Никто не рождается злодеем.

— Вот как? — Он насмешливо приподнял бровь. — Значит, мы все рождаемся хорошими.

— И это тоже не так. Мы рождаемся просто зверьками с животными потребностями и желаниями. Добрый пример родителей и учителей наставляет нас, учит сдерживать свои нужды ради более важных целей. Но мы сами решаем, следовать ли этим поучениям или потакать собственным слабостям и капризам.

— Для женщины, которой нравятся убийства и преступления, вы слишком высоконравственный философ.

— Я хочу понимать, почему происходят какие-то события. Почему люди ведут себя так, а не иначе.

С минуту Оливер обдумывал ее слова.

— Лично мне кажется, что некоторые люди, такие как Роктон, просто рождаются с дурными наклонностями.

Отвечая, Мария тщательно подбирала слова:

— В таком случае у Роктона есть очень удобное оправдание.

Лицо Оливера окаменело.

— Что вы имеете в виду? — помолчав, спросил он.

— Следовать нравственным принципам и быть дисциплинированным человеком — это тяжкий труд. Распущенность не требует никаких усилий. Человек просто удовлетворяет любую свою прихоть, даже самую нездоровую и аморальную. Роктон, полагая, что родился с дурными наклонностями, тем самым убеждает себя, что не должен бороться с ними. Он просто заявляет, что не властен над собой, и все.

— Может быть, он действительно не властен, — мрачно возразил Оливер.

— А может быть, просто не желает сдерживать свои порывы. Мне хочется выяснить причину такого отношения к жизни, поэтому я и читаю романы Минервы.

Неужели Оливер действительно думает, что родился непоправимо дурным человеком? Как ужасно! Какой безнадежностью должно быть наполнено его сердце!

— Я могу объяснить вам причины такого беспутства, — сказал Оливер, обогнул стол, присел на него рядом с Марией и поправил выбившуюся из ее прически прядь волос.

Марию окатило жаркой волной. Ну почему, почему он так на нее действует?! Это несправедливо!

— Роктон знает, что не может получить все, что ему нужно, — хрипло заговорил он и протянул руку к ее щеке. — Знает, что героиня романа ему не достанется. Она не станет терпеть его… гибельные порывы. Тем не менее, он желает ее, и это желание поглощает его целиком.

У Марии перехватило дыхание. Он не дотрагивался до нее уже много дней, но она не забыла, как это было, и сейчас изо всех сил старалась не показать волнения.

— Его желание поглощает его лишь потому, что он не может ее получить, а если бы мог, она была бы ему не нужна.

— Это неверно. — Голос Оливера вдруг зазвенел. Он провел пальцем по овалу ее лица с такой нежностью, что Мария ощутила боль в груди. — Даже Роктон понимает, когда встречает удивительную женщину. Ее добродетель завораживает его. Возможно, он надеется, что обладание этим совершенством прогонит мрачные тени из его судьбы и что беспутство не станет единственным смыслом его жизни.

— Тогда он ошибается. — Пальцы Оливера коснулись ямочки на ее шее, и голос Марии дрогнул. — Только он сам может одолеть эти мрачные тени.

— Значит, он обречен?

— Нет! — с горячностью воскликнула Мария. — Никто не обречен, и, уж конечно, не Роктон. Для него есть надежда. Всегда есть надежда.

В глазах Оливера вспыхнул лихорадочный свет. Мария не успела шевельнуться, как он наклонился и поцеловал ее. Нежно и мягко, не так, как прежде. Наверное, она застонала, но стона не услышала. Сейчас ей важно было, что его губы коснулись ее губ и вызвали жажду, которую только он один мог разбудить в ней.

— Мария, — выдохнул Оливер, схватил ее за руку и притянул к себе. — С того дня в карете я думаю лишь о тебе.

Он снова нашел ее губы и не встретил сопротивления. Ее руки скользнули ему под сюртук и вцепились в талию. Мария этого не заметила. Да что с ней такое? Почему она не сопротивляется этому человеку? Как легко она рассуждает о нравственности и дисциплине и как быстро отступает от своих слов, когда доходит до дела. Один поцелуй — и она готова махнуть на все рукой.