Хитроумный и изворотливый аббат де Ганж прекрасно знал, что отражением состояния души являются глаза и лицо, меняющее свое выражение посредством сокращения мускулов; мускулы приводятся в движение волею человека, и тот, кто обладает сильной волей, может придавать лицу своему любое выражение. И вот привыкший лицемерить аббат уставился на невестку с той же
дерзкой решимостью, что и она на него, с той разницей, что отвага маркизы была порождением искренности и чистоты души, в то время как в наглом взоре Теодора царили ложь, преступление и притворство.
— Сударыня, — начал аббат де Ганж, — чтобы ответить на ваши вопросы, я хотел бы понять, с какой целью вы мне их задаете. Узнав о чувстве вашего мужа к мадемуазель де Рокфей, вы изумились, но изумление мгновенно сменилось недоверием к словам моим, и вы даже не пожелали поверить фактам... Позвольте заметить вам, дорогая сестра, что логика сердца, не имеющая ничего общего с истиной, бесконечно вредит логике ума. Следуя слепой сердечной логике, мы каждодневно впадаем в заблуждение, ибо нам желательно верить только в то, что нам приятно, и мы безжалостно отбрасываем все, что внушает нам страх. Из всех побуждений, живущих в душе нашей, самым обманчивым является надежда. Вспомните, что нарисовано на прекрасной картине, вызвавшей у вас в Париже неподдельное восхищение: мы ведь не раз обсуждали ее той зимой. Как вы помните, сюжет картины прост: человек, зажав в руке светильник надежды, не позволяющий ему заметить таящуюся во мраке истину, неумолимо движется к смерти. И мы с вами понимаем, что едва под ногой его окажется отверстая могила, как надежда, будучи дочерью суетных желаний, немедленно улетучится, оставив его один на один с суровой истиной.
— Довольно мрачное вступление, братец, — заметила маркиза.
— Оно продиктовано истиной, сестрица, и отправлено вам на крыльях дружбы, дабы вы не
усомнились в моих словах. Связь, в которую вы не хотите верить,— это истина, в этом я убедился еще четыре месяца назад. Благодаря предосторожностям, предпринятым влюбленными, чтобы не вызвать подозрений у г-жи де Рокфей, они сумели скрыть свою незаконную связь. Но меня они обмануть не смогли. Признаюсь, не могу понять, зачем мой женатый брат решил связаться с незамужней женщиной, — ведь именно последствия таких связей и повергают нас в ужас! Но как бы там ни было, я совершенно уверен, что связь эта существует; и если вам желательно получить более весомые доказательства, я готов вам их предоставить.
Уверенность во взгляде маркизы постепенно ослабевала, голова ее склонилась на грудь; прекрасные глаза наполнились слезами, и из груди ее вырвались глухие, сдавленные рыдания; нервы ее были на пределе, тело содрогалось в непроизвольных конвульсиях. Легко обмануть невинную и добродетельную душу: такая душа не ведает фальши. Узнав об обмане, трепетная душа болезненно его переживает, и, не в состоянии предположить наличие фальши в других, она скорее уступит обманщику, нежели станет докапываться до истины.
Эфразия хотела взять себя в руки, дать достойный ответ, успокоиться... но усилия были напрасны, и вот уже рыдания вперемежку с горестными стонами беспрерывно рвутся из груди ее.
— О Альфонс, Альфонс! — восклицает она. — Чем я тебе не угодила, что я сделала, что ты перестал любить меня, перестал доверять мне? Вспомни, как нежно ты любил меня, как называл счастливыми только те минуты, которые проводил
со своей Эфразией... Зачем теперь ты заставляешь ее страдать от ревности, зачем решил замучить ее забвением? Коварный, неужели Амбруа-зина красивее меня, неужели она может любить тебя сильнее, чем я? Почему ты решил пожертвовать мной?.. О, почему ты ненавидишь меня, отчего жизнь моя тебя удручает?.. Ты желаешь моей смерти, а когда небо дарует тебе эту милость, лишишь меня права разделить с тобой тот склеп, который заботы твои, некогда столь нежные и деликатные, соорудили для нас обоих: другая займет в нем мое место, другая отправится с тобою в вечность. Господь создал нас друг для друга, и, если ты избавишься от меня на земле, Он все равно соединит нас на небе, и ты будешь вынужден снова полюбить меня, ибо там, на небе, ты наконец узнаешь, что последний вздох и последнее благословение мое были обращены к тебе — несмотря на твою неверность.
Жалобные слова маркизы перемежались с всхлипываниями и рыданиями: г-жа де Ганж плакала не переставая. Желая утереть слезы, она прижала к лицу платок, и тот мгновенно промок. Казалось, на ее прекрасном лице нет более места счастью, горе навеки поселилось в его пленительных чертах, прогнав оттуда невинность и стыдливость.
— Сударыня, — произнес Теодор, более озабоченный достижением своей цели, нежели состоянием невестки, — не следует столь бурно предаваться горю, лучше осушить его источник. Теперь вы ничем не обязаны супругу; он недостоин даже вашей жалости; справедливая месть — вот о чем вам сейчас надо думать. Зная благородство вашего характера, я полагаю естественным не только на-