— Успокойтесь, сударыня, — произнес аббат, — эта бумажка была найдена в кармане убитого и, без сомнения, является результатом гнусной клеветы, придуманной Вильфраншем и выполненной нечистым на руку общественным писцом. Скажу больше: тот, кто подделал ваш почерк, недавно был осужден за мошенничество и сам признался, что написал это письмо под диктовку. Теперь ясно, почему Вильфранш решил обзавестись такой запиской: захваченный на месте преступления, он с ее помощью надеялся оправдать свое беспутство, погубить вас и спастись сам. Он был уверен, что вам проще получить прощение за содеянное — ведь муж обожает вас. Так что сами видите, сударыня, иных доказательств вашей вины нет, вы полностью оправданы, и нам остается только принести вам свои
извинения и горькие сожаления за неприятности, причиненные вам исключительно по причине возникших у нас серьезнейших подозрений. Но, к счастью, все завершилось благополучно. Кстати, у меня есть и бальзам иного рода, который я с радостью пролью на ваши раны. Дорогая сестрица, г-н де Ношер скончался и оставил вам свое состояние, размеры которого вам прекрасно известны. Надеюсь, подобное завершение нашей беседы не будет вам неприятно. Так что позвольте мне первым поздравить вас со счастливыми переменами, произошедшими в состоянии вашем ко всеобщему удовольствию.
Тут предатель вскочил и, проливая слезы> такие же фальшивые, как и сердце, их породившее, обнял обеих женщин и поздравил племянника с великой милостью небес, а именно неожиданным состоянием, которое сей отпрыск достойных родителей в свое время сможет употребить самым наилучшим образом.
После столь неожиданных событий дамам настоятельно потребовался отдых, и аббат покинул их, предупредив, что вскоре всех ожидает роскошная трапеза. Стол ломился от изысканных блюд, аббат был сама любезность, и радость, спокойствие и счастье окончательно заставили обеих женщин позабыть все тревоги, которые долгое время омрачали их жизнь. За столом было решено, что все незамедлительно, то есть уже завтра, отправятся в Авиньон.
Когда общество поразил глубокий кризис, когда связи между членами его разорваны, восстановить прежнюю гармонию непросто, а главное, это нельзя сделать с такой же немыслимой скоростью, с какой разногласия раскололи его. Члены
такого общества еще долго продолжают опасаться друг друга, подсматривают друг за другом, шпионят и в любых словах, обращенных друг к другу, ищут скрытый недобрый смысл. Наши путешественники также почти не разговаривали друг с другом, а в основном размышляли. И только когда вдали наконец показались стены Авиньона, суровые морщины на челе прежних узниц стали постепенно разглаживаться — они надеялись, что суета городской жизни поможет им позабыть свои оковы; гонитель же их, напротив, задумчиво хмурил брови.
В городе пути их разошлись. Г-жа де Ганж остановилась у матери, а аббат отправился к братьям, надеясь вскоре доставить к ним в дом и обеих женщин.
Пока путешественники обустраиваются, нам хотелось бы рассказать читателю, как выглядел Авиньон в XVII веке.
Город Авиньон, прославившийся тем, что в течение семидесяти двух лет являлся местом пребывания великих понтификов, начиная с Климента V и до Григория XI, вернувшего святой престол в Рим, расположен на плодородной и приятной для взора равнине. Раскинувшись на восточном берегу Роны, город этот мог бы стать торговой столицей края, ибо местоположение его весьма способствует бойкой торговле. К сожалению, склонные к лености и сладостному безделью жители, подавляющая часть которых являлись обладателями благородных титулов, аббатами или адвокатами, с трудом терпели в своем обществе немногочисленных торговцев. Сие огромное множество потребителей, не производивших ровным счетом ничего, не могло не породить царство ни-
щеты, и золото все чаще обходило провинцию стороной, ибо в ней нечего было на него покупать, а о гармонии между продавцами и покупателями и речи не было.
Для защиты жителей от набега разбойничьих шаек Папа Иннокентий IV воздвиг вокруг города прочные стены (они и по нынешний день восхищают путешественников). Еще одной причиной, побудившей Папу заняться возведением крепостных сооружений, явилось желание напомнить всем о верховной власти пап: в 1348 году Жанна Неаполитанская, внучка доброго короля Робера, продала Авиньон его предшественнику, Папе Клименту VI, за восемьдесят тысяч флоринов. Приобретение было весьма неожиданным, ибо Жанна не имела права продавать, а Папа — приобретать земли, принадлежавшие королевской семье. Верховная власть не отчуждается; а тот, кто покупает ее, доказывает свою неспособность захватить ее силой. Право держателя верховной власти — самое незыблемое право из всех, ибо дается оно благодаря силе, а этого права ни продавец, ни покупатель во время отчуждения Авиньона и прилегающих земель не имели. Поэтому, когда у наших королей возникала потребность в этом крае или когда они хотели покарать пап, они легко его захватывали.