Воспламененный острым ощущением своего предназначения, вдохновленный своим талантом стратега, Чингиз повел монголов к давнему предмету устремлений, на завоевание Китая, самого большого и мощного соседа на юге и востоке. В ненасытном стремлении присоединять к империи все новые земли он покорил потенциальных соперников — а таких было много — среди монголов и заключил союзы с отдаленными военачальниками. Затем он воспользовался внутренним политическим положением Китая, натравливая одну клику на другую, сочетая войну с дипломатией. Казавшиеся неуязвимыми китайцы быстро поддались перед военным искусством Чингисхана. Он овладел искусством осады, научился брать города любыми средствами, какими бы жестокими они ни были. Его войска сжигали или морили голодом жителей. Они применяли гигантские пращи и катапульты, такие как баллисты и требушеты, способные метать камни, горящую нефть и даже зараженные трупы через стены устрашенного города, на головы горожан, запертых в собственных укреплениях. «Иногда они даже брали жир убитых ими людей и, расплавив его, метали в дома, — писал Карпини, — и когда огонь охватывал этот жир, его ничем нельзя было погасить», разве что залить вином, на что у жертв редко хватало присутствия духа. «Если он упадет на тело, — рассматривает Карпини еще более ужасающую возможность, — его можно стереть только руками». Марко Поло об этом не пишет.
Плохо подготовленный к сопротивлению Китай подчинился объединяющему влиянию монголов и попытался обернуть неизбежное в свою пользу Персидский историк Вассаф словами, которые одобрил бы Чингиз, говорит: «Когда слухи о справедливости его правления достигли горизонта, счастливые народы Китая и за его пределами, до побережья Египта и далеко в западные земли, сочли за честь покориться его справедливой власти». В этой оценке сквозит горькая ирония.
Чингисхан применял силу осмотрительно и с уважением отнесся к обычаям и вере китайцев. Там, где его встречали относительно мирно, он приказывал своим военачальникам провозглашать религиозную свободу и запрещал поголовную резню. Монголы восприняли от завоеванного народа не меньше черт, чем передали ему. Они усвоили кулинарную практику китайцев, манеру одеваться, юридические процедуры и религиозные обряды.
В 1227 году, успев увидеть, что его мечта об объединении Китая под властью монголов сбывается, Чингисхан умер в возрасте шестидесяти пяти лет, оставив сыну Угэдэю громадную империю, а также свод знаний и премудростей, уникальный в мировой литературе.
Через год после смерти Чингисхана группа монгольских писцов завершила «Тайную историю монголов», великолепную компиляцию монгольской истории, ритуалов, фольклора и обычаев, написанную на смеси монгольского и уйгурского языков (уйгуры — тюркская народность, распространенная в Средней Азии). От 1228 до 1240 года в этот труд несколько раз вносились серьезные изменения, давшие в результате окончательную версию. Оригинал ее утерян; основой последующих версий стал сокращенный китайский перевод.
Почему «тайная»? В ней содержались рассказы о Чингисхане, которые монголы предпочитали не делать общим достоянием, а также рекомендации по управлению, которые следовало выполнять властям предержащим. Монголы желали охранить ее от посторонних, но сами были знакомы с ее законами и основными идеями и называли ее просто «История».
Написанное стихами и прозой эпическое произведение берет начало в шаманистском мировоззрении, объединяющем небо и землю, людей и животных. Рассказ начинается так: «Чиннгис (более точная версия имени монгольского вождя, предположительно означает «сильный») Каган был рожден с предназначением от высшего Неба. Он происходит он Бортэ-чино, чье имя означает «серовато-белая волчица», и Хоай-марала, который пересек озеро и поселился у истока реки Онон». Далее повесть описывает первобытный образ жизни монголов за двадцать два поколения до Чингиза. Об одном из его доблестных предтеч рассказывается: «Он увидел, как молодая самка кречета поймала и съела черную куропатку» — зрелище из тех, которые позднее наблюдал Марко Поло. «Взяв волосы из хвоста своего белого крепкохвостого выносливого коня, он сделал силок, поймал кречета и воспитал его. Когда ему нечего было есть, он ложился в засаду и поджидал диких зверей, загнанных волками к подножию скалы, убивал их стрелами и съедал. Вместе с кречетом он подбирал и съедал то, что оставляли волки. Так он целый год питал и себя, и своего кречета».
Временами «Тайная история» напоминает саги американского Запада: истории об угоне коней, хитроумных сделках и внезапных проявлениях коварства и героизма на фоне дикого ландшафта. Но каждый случай или тема, от описания коня до соколиной охоты, задевали струны в душах монголов, и «Тайная история» сохраняла образ жизни, воплощенный и кодифицированный воином Чингисханом.