Марко Вовчок

Щедрая образность простонародной речи рассказчицы-крестьянки, умение автора полностью скрыться за ее личностью, редкостная мелодичность ритмизованной прозы, задушевный тон изложения — все это знакомо нам по украинским «оповіданням». Но появляется и нечто новое, что позволило Д. И. Писареву заметить по поводу второго сборника рассказов Марко Вовчка: «Талант автора сделал так много шагов по пути развития, что критику приходится остановиться в раздумье, почесать себе затылок и с изумлением спросить: «Что же впереди-то будет? Чего еще натворит этот удивительный талант, так внезапно появившийся, разом занявший такое видное место и развивающийся не по дням, а по часам?»

По сравнению с первой книгой заметно усилился обличительный тон рассказов. В гамме настроений и чувств доминирует не тихая грусть и не щемящая душу скорбь, а ненависть к барскому произволу, отвращение к общественной системе, породившей «неволю-рабство». Раскрылись и новые художественные возможности Марко Вовчка.

Писательница тяготеет к более развернутой повествовательной форме. При одинаковом приблизительно объеме первый сборник содержит одиннадцать, второй — только шесть произведений. Рассказы становятся более пространными, а некоторые из них разрастаются в небольшие повести («Купеческая дочка», «Игрушечка»). Намечается развитие характеров, усложняются психологические коллизии, индивидуализируются образы центральных персонажей. Художественно-речевые средства подчинены еще фольклорной традиции, между тем как фабула все больше от нее отходит.

Здесь рубеж, отдаляющий старую манеру от новой. Чувствуется движение от лирики к эпосу.

Пожалуй, Только два рассказа — «Надежу» и «Катерину» — можно привязать к фольклорным прототипам. Первый— к лирическим песням о несчастной любви девушки и парня, которая приводит обоих к гибели, когда он, не послушавшись голоса сердца, соглашается жениться на чужой, нелюбой. И второй — к циклу песен об одинокой девушке, оторванной от родного дома и тоскующей на чужбине.

Катерина принадлежит к числу сильных, свободолюбивых натур, каких немало встречается в рассказах Марко Вовчка. В горделивом упорстве этого цельного, несломленного характера Добролюбов видел выражение тех освободительных стремлений, которых не мог заглушить в народе никакой гнет, и ставил Катерину рядом с Машей, героиней одноименного рассказа, чей протест против рабского состояния принимает уже формы открытого сопротивления. «Если бы из таких людей состояло большинство, то, конечно, история не только наша, но и всего человечества имела бы совсем иной характер», — писал Добролюбов.

Маше с детства грезится свобода, ненавистен подневольный труд. Ее невозможно выгнать на барщину, а когда заставляют силой, она ранит себя серпом в руку на глазах у барыни. Барыня же, не в пример другим, была сердобольная: велела своим платочком рану перевязать и даже примочку прислала. На уговоры брата смириться перед доброй помещицей Маша отвечает: «Они, Федя, господа-то твои, добрые, что и говорить, — они в головку целуют, да мозжок достают!» Барыня ею не дорожит и отпускает за небольшой выкуп. Девушка сразу преобразилась, «словно она из живой воды вышла — в глазах блеск, на лице румянец; кажется, что каждая жилка радостью дрожит… Дело так и кипит у нее… «Отдохни, Маша!» — «Отдыхать? Я работать хочу!» — и засмеется весело. Тогда я впервые узнала, что за смех у нее звонкий! То Маша белоручкой слыла, а теперь Машу первой рукодельницей, первой работницей величают».

В этом противопоставлении рабского и свободного труда — квинтэссенция «Рассказов из русского народного быта». Каких бы сторон жизни писательница ни касалась, повсюду видится главный источник бед — крепостное право. Ее произведения, по словам Писарева, «поддерживают верную и вполне историческую мысль: рабство развращает и раба и господина. В одних забивается чувство человеческого достоинства, в других — чувство человеческого милосердия».

Казалось бы, такие рассказы, как «Саша» и «Купеческая дочка», далеки от социальной остроты. На первый взгляд лишь роковое стечение обстоятельств погубило Сашу, полюбившую Никчемного барчука, и купеческую дочку Анну Акимовну, ставшую женой крепостного кучера Ефима. Но это лишь на первый взгляд. Трудные и сложные взаимоотношения героев, раскрытые писательницей с утонченным психологизмом, могли возникнуть только на почве уродливых социальных отношений, порабощающих человека и физически и духовно.

И наконец, «Игрушечка» — блистательное завершение серии русских рассказов, и украинская повесть «Институтка» — вершина первого периода творчества Марко Вовчка.

Женщина, рожденная для любви и счастья, становится живой вещью, бессловесной рабыней, претерпевает неисчислимые муки, и, когда все уже позади, когда душа вытравлена и силы иссякли, рассказывает свою горемычную историю. В отличие от других рассказов, где жизнь героини рисуется лаконично, с чужих слов, здесь повествует она сама и не скупится на подробности.