Маркс и Энгельс

С Людвигом Кугельманом Маркс очень скоро стал да короткую приятельскую ногу. Он прозвал преданного и открыто восхищавшегося им врача в шутку Венцелем и затем всегда так к нему и обращался. Прозвище это произошло вследствие смешного рассказа самого Кугельмана о его путешествии в Прагу. Там какой-то гид крайне наскучил врачу, повествуя о добром и злом Венцелях — двух чешских правителях. Один царь Венцель творил множество злодеяний» другой, с тем же именем, — немало добра. С тех лор, в зависимости от высказываний Кугельмана, Маркс называл его либо хорошим, либо нехорошим Веицелем.

Обычно до обеда Маркс оставался один в предоставленной ему в доме друзей комнате. Он правил корректуру первого тома «Капитала», писал письма, читал газеты.

В спокойные и радостные дни пребывания в Ганновере Маркс ответил на письмо своего единомышленника, горного инженера, немца Зигфрида Мейера, поселившегося в Соединенных Штатах, в Нью-Йорке.

Письма нередко отражают душу того, кто их пишет, тайное тайных сердца. Маркс писал:

«Итак, почему я Вам не отвечал? Потому что я все время находился на краю могилы. Я должен был поэтому использовать каждый момент, когда я бывал в состоянии работать, чтобы закончить свое сочинение, которому я принес в жертву здоровье, счастье жизни и семью. Надеюсь, что этого объяснения достаточно. Я смеюсь над так называемыми «практичными» людьми и их премудростью. Если хочешь быть скотом, можно, конечно, повернуться спиной к мукам человечества и заботиться о своей собственной шкуре. Но я считал бы себя поистине непрактичным, если бы подох, не закончив своей книги, хотя бы только в рукописи.

Первый томработы появится через несколько недель в издании Отто Мейснерав Гамбурге. Заглавие: «Капитал. Критика политической экономии»…

В гостеприимном доме Кугельмана, в кабинете, где обычно писал и читал Маркс, на письменном столе возвышался чернильный прибор, украшенный статуэткой Минервы. Богиня держала в руке сову — символ мудрости. Совушкой прозвал Маркс маленькую дочь Кугельмана, Френцхен, которая пришлась ему особенно по душе благодаря пытливому, быстро схватывающему, не по-детски глубокому уму.

Обычно, осторожно постучавшись в дверь и сделав церемонный книксен, девочка подходила к его большому креслу, немного стесняясь. Карл подхватывал ее и усаживал на колени, и скоро из кабинета доносились детский смех и веселый говор. Дети находили в Марксе неиссякаемый кладезь забавных историй, сказок и шуток. Восьмилетняя Франциска горячо привязалась к грозному, по мнению врагов, и сердечнейшему для друзей вождю крепнувшего из месяца в месяц Интернационала.

В это же время Бисмарк снова прислал к Марксу одного из своих приближенных, адвоката Варнебольда. Глава прусского правительства хотел бы использовать доктора Карла Маркса и его большие таланты на благо немецкого народа. Карл тотчас же сообщил об этом Энгельсу и вскоре получил ответ.

«Я так и думал, — писал ему друг, — что Бисмарк постучится к тебе, хотя и не ожидал, что он так поспешит. Характерно для образа мыслей и кругозора этого субъекта, что он мерит всех людей на свой аршин. Конечно, буржуазия должна восхищаться современными великими людьми, в них она видит свое отражение. Качества, при которых Бонапарт и Бисмарк достигли успеха, это качества купца: преследование своей цели путем выжидания и экспериментирования, пока не угадаешь благоприятного момента, дипломатия всегда открытой задней двери, уменье торговаться и выторговывать, проглатывать пощечины, когда это требуется в интересах дела, клясться что ne soyons pas larrons [18], словом, быть купцом во всем… Бисмарк думает: ничего, попытаюсь установить связь с Марксом, в конце концов я все-таки улучу благоприятный момент, и тогда мы вместе обделаем дельце».

Карл Маркс без малейших колебаний отверг предложение Варнебольда, несшее ему, быть может, богатство и положение в среде правящей буржуазии и помещиков, а главное — возвращение с семьей на родину.

И снова Маркс пошел, не оглядываясь, своим тернистым, особым путем революционера, вождя рабочих.

Однажды в гостиной Людвига Кугельмана произошла тяжелая сцена. Кто-то неуважительно отозвался об Энгельсе и намекнул, что тот, будучи столь состоятельным человеком, мог бы помогать Марксу больше. Карл вспылил, так как не терпел, если кто-либо осмеливался обидеть столь дорогого ему человека. Дружба была в его глазах самым священным и великим из чувств, соединявших людей. Побледнев, он произнес, четче, чем всегда, выговаривая каждый слог:

— Между Энгельсом и мной существуют такие близкие и задушевные отношения, что никто не вправе вмешиваться в них.

Но обычно мир, согласие, веселье царили в доме Кугельмана.

Карл был полон надежд на будущее. Отчитываясь в письмах во всем происходящем, он писал как-то Фридриху: