Маркс и Энгельс

«Старый дружище! — писал как-то Беккеру своим четким, ровным почерком Энгельс, энергично нажимая на перо, которое почти не отрывал от бумаги до конца строки, делая лишь едва заметные пробелы между словами. — С домом Маркса нам придется повозиться еще до марта будущего года, так что с выездом оттуда и с планами на будущее особенно спешить нечего. Чтобы привести это наследство в порядок, тоже придется много потрудиться. Я удивляюсь, как Марксу удалось спасти почти все бумаги, письма и рукописи, написанные даже до 1848 г., — великолепный материал для биографии, которую я, конечно, напишу и которая, кроме всего прочего, будет также и историей «Neue Rheinische Zeitung» и движения 1848— 1849 гг. на Нижнем Рейне, историей паршивой лондонской эмиграции 1849–1852 гг. и историей Интернационала. Прежде всего необходимо издать II том «Капитала», а это не шутка. Рукопись второй книги существует в 4 или 5 редакциях, из которых только первая закончена, а позднейшие только начаты Понадобится немало труда, так как у такого человека, как Маркс, каждое слово на вес золота. Но мне этот труд приятен — ведь я снова вместе со своим старым другом.

В последние дни я разбирал письма с 1842 по 1862 год. Перед моими глазами еще раз воочию прошло старое время и те многочисленные веселые минуты, которые доставляли нам наши противники. Я часто до слез смеялся над этими старыми историями. Юмора наши враги никогда не могли у нас отнять. Но среди этого много и очень серьезного».

Энгельс запечатал конверт и положил его на маленький столик поверх других пакетов и писем, которые он сам утром намеревался отнести на почту. Многие дела отвлекали его в течение дня от основной работы. Некому было поручить переговоры с редакциями и издательствами, никто не мог освободить его от отправки и получения почты и посылок. Лаура Лафарг уже год как жила в Париже. Элеонора-Тусси сняла две комнаты неподалеку от Британского музея, в получасе ходьбы от Риджентс-парк-род, но из-за своей перегруженности литературной работой не могла помогать ни в разборке рукописей, ни в различных делах, отнимавших очень много времени. Вскоре она вышла замуж за Эдуарда Эвелинга, ирландца, активного деятеля социалистического движения, публициста и драматурга.

Энгельс написал несколько писем в редакции газет и друзьям в разные страны, подготовил пакеты с фотографиями Маркса в Цюрих для «Народного издательства», которые он отправлял через «Континентальное посылочное агентство»; упаковал фотографии Маркса для Иоганна Дица, немецкого книгоиздателя. Предстояло все это доставить в почтовую контору, находившуюся в двух с половиной милях от его дома.

Энгельс подумывал о том, что хорошо бы иметь секретаря, предпочтительно англичанина, хорошо знающего Лондон и местные условия, который мог бы избавить его от утомительного хождения, но тотчас же отринул эту мысль.

Мои дела все особого рода, рассуждал он, и я должен выполнять их лично. Как объяснить, например, непроверенному английскому помощнику, что в разные страны я отправляю корреспонденцию в целях конспирации под разными фамилиями. Пожалуй, еще донесет в полицию, что я занимаюсь контрабандой.

В эти напряженные месяцы Энгельсу становилось трудно работать по вечерам. Как-то, чтобы отдохнуть, он достал с книжной полки найденную среди писем Маркса пожелтевшую четвертушку бумаги, на которой чьей-то знакомой рукой было написано стихотворение. Чернила выцвели, Энгельс с трудом разбирал бурые от времени строки. Какова же была его радость, когда он нашел на обороте подпись «Твой Георг Веерт. 1846». Это были неизвестные прежде Энгельсу стихи Веерта, который имел обыкновение не хранить у себя написанных произведений.

— Вот это встреча, черт возьми — воскликнул Энгельс и взял лупу.

ПЕСНЯ ПОДМАСТЕРЬЯ

Под вишнею цветущей
Мы кров себе нашли,
Под вишнею цветущей
Во Франкфурте нашли.

И нам сказал трактирщик:

«Одеты вы в тряпье..»—
«Молчи, трактирщик вшивый.
Ведь дело не твое!
Неси-ка лучше пива.
Вина еще налей,
Подай к вину и пиву
Жаркого поскорей!»

Кран скрипнул, и густая

Струя пошла, журча.
Хлебнули — дрянь какая!
Ни дать ни взять — моча.

Принес хозяин зайца

В гарнире овощном.
Принес хозяин зайца,
А заяц был с душком.

Когда ж в свои постели

Легли мы, помолясь,
Всю ночь клопы в постели
Нещадно ели нас.

Во Франкфурте прекрасном

Несладко было нам.
И это знает каждый,
Кто горе мыкал там.