Маркс и Энгельс

Энгельс заболел какой-то не понятной для врачей болезнью. Движения его были скованны, и многие месяцы подряд он лишь с трудом мог сидеть за столом. Полгода он пролежал в постели.

Врачи снабдили Энгельса различными механическими приспособлениями, благодаря которым он начал с трудом передвигаться.

Немного оправившись, Энгельс сел за рукописи второго тома «Капитала». Вопреки запрету врачей он снова просиживал за письменным столом по 8—10 часов кряду.

Чрезмерно напряженные занятия привели к тому, что тяжелая болезнь возобновилась. Энгельс не мог писать. Шли дни и недели, а работа над «Капиталом» не подвигалась. Тревога о судьбе не расшифрованных еще рукописей Маркса мучила его не меньше самого недуга.

«…абсолютно необходимо переписать разборчивым почерком рукопись заключительных томов «Капитала» и подготовить текст, годный для печати, — писал Энгельс в Женеву своему задушевному старому другу И. Ф. Беккеру. — Ни того, ни другого никто больше сделать не может. Если бы мне пришлось до этого протянуть ноги, то никто другой, кроме меня, не смог бы расшифровать рукописи, которые сам Маркс часто не мог после прочесть, а пожалуй, только его жена да я».

Посоветовавшись с Ленхен, Энгельс решился пригласить переписчика, чтобы диктовать ему лежа. Сверх ожидания дело двинулось быстро вперед. С 10 часов утра до 5 вечера, не отрываясь, он, устроившись поудобнее на диване, читал вслух, страницу за страницей, никому не доступные марксовские строки, а писец быстро заносил на бумагу текст. Так день за днем росла стопка аккуратно исписанных, драгоценных листов второго тома. Работать над рукописями по вечерам не представлялось никакой возможности, так как долго разбирать почерк Маркса при искусственном освещении было нельзя без риска ослепнуть. Но и в эти часы Энгельс не расставался с главами «Капитала»: он редактировал переписанное за день.

— За «Капиталом» первое место, — отвечал Энгельс К. Каутскому на его запросы о других рукописях, которых нетерпеливо ждали в Цюрихе немецкие социал-демократы.

Четыре месяца Энгельс не мог писать, редко вставал с постели, работал лежа. Ленхен взяла на себя все дела Фридриха, она не только стряпала, убирала квартиру, но и отправляла и приносила почту, ведала денежными делами, принимала посетителей. Ежедневно утром являлся переписчик и немедленно приступал к делу.

Чем больше времени проходило со дня смерти Маркса, тем яснее становилось, как неизмеримо много потеряло человечество 14 марта 1883 года, когда остановилось сердце гения. Время, как вода, схлынувшая с айсберга, открывало все его величие и мощь, ранее не видимые в пучине С каждым месяцем Энгельс тосковал сильнее. Когда умирает дорогой человек, лишь постепенно раскрывается подлинный масштаб и значимость того, кого больше нет.

Часто Энгельс делился думами со своим однополчанином дней Баденского восстания 1849 года И. Ф. Беккером. Он писал ему в Женеву:

«О моем здоровье не беспокойся. У меня местное, — правда, временами докучливое, — заболевание, но оно нисколько не влияет на общее состояние здоровья, и его даже нельзя считать безусловно неизлечимым, в худшем случае оно делает меня негодным к военной службе, но возможно, что через несколько лет я все же смогу опять ездить верхом. В течение четырех месяцев я не мог писать, но диктую и почти закончил перевод первой книги… Кроме того, я нашел теперь средство, которое помогло мне отчасти стать на ноги, и надеюсь вскоре добиться дальнейшего улучшения. Беда в том, что с тех пор, как мы потеряли Маркса, я должен его заменять. Всю свою жизнь я делал то, к чему я был предназначен, — я играл вторую скрипку, — и думаю, что делал свое дело довольно сносно. Я рад был, что у меня такая великолепная первая скрипка, как Маркс. Когда же мне теперь в вопросах теории вдруг приходится занимать место Маркса и играть первую скрипку, то дело не может обходиться без промахов, и никто этого не чувствует сильнее, чем я сам. Но только тогда, когда настанут более бурные времена, мы по-настоящему почувствуем, что мы потеряли в лице Маркса. Никто из нас не обладает той широтой кругозора, с которой он в нужный момент, когда надо было действовать быстро, всегда умел найти правильное решение и тотчас же направить удар в решающее место. В спокойные времена, правда, иной раз случалось, что события подтверждали мою, а не его правоту, но в революционные моменты его суждение было почти безошибочно».

Есть люди, которые, давая благие советы и читая нравоучения другим, сами предпочитают делать противоположное.