Маркс и Энгельс

Опасность, которую несли поссибилисты всем революционерам, привела к сплочению марксистов. Энгельс возглавил боевой поход. Благодаря его упорной работе съездом заинтересовались социалисты всех стран Европы и Соединенных Штатов. Одно из воззваний о международной встрече подписали 67 руководителей рабочего движения из 12 стран. Его издали в виде листовки, оно летело из страны в страну. В ответ на это поссибилисты обратились к Парижскому муниципалитету с просьбой о денежной помощи для организации своего конгресса. Они пытались затмить и оттеснить марксистов. Французские буржуазные газеты назвали предстоящее совещание реформистов истинно национальным и поддержали его деньгами и рекламой. Против последователей Маркса и Энгельса выступили и анархисты.

Элеонора и ее друзья устраивали многолюдные митинги в Лондоне и провинции. Социалистическая лига, Шотландская рабочая партия и отдельные профсоюзы выбирали делегатов на Парижский конгресс. Социал-демократическая фракция германского рейхстага послала туда Бебеля и Либкнехта…

Всполошилась и царская полиция, получившая многочисленные донесения о влиянии марксистов во главе с Энгельсом на рабочее движение в России и опасавшаяся, что русские представители также отправятся на конгресс.

В июле предстояла проба сил перед грядущими боями, и Лафарг с полным правом признал, обращаясь к Энгельсу:

— Я сказал вам и повторяю, что только вы спасли этот конгресс.

Но хотя Лаура, Поль и остальные единомышленники настойчиво призывали Энгельса в Париж, он отказался лично участвовать в работе конгресса, который был его творением, и остался в Лондоне, чтобы наверстать время и возвратиться как можно скорее к подготовке «Капитала» для печати. Этого никто на земле, кроме Энгельса, не смог бы сделать.

Погрузившись в дорогие для него рукописи, Энгельс по-прежнему вмешивался во все дела предстоящего конгресса, вел переписку, обсуждал каждую организационную мелочь.

Он твердо поддержал протест Бебеля против предложений проводить закрытые заседания. По мнению Энгельса, все происходящее на съезде должно было предаваться в целях пропаганды широкой огласке.

Младшую дочь Маркса, избранную делегаткой конгресса, пригласили быть переводчицей. Она выехала в Париж в начале июля и ясным жарким утром сошла с катера в Кале. Через несколько часов Элеонора уже обедала в обществе сестры и зятя в их тесной, заваленной книгами и газетами квартире.

Никогда раньше Тусси не видела Парижа таким завихренным, многолюдным, пестрым. Тысячи досужих иностранцев нахлынули в столицу, чтобы побывать на Всемирной выставке. Толпы слоняющихся людей, очереди у кафе и ресторанов, грохот переполненных пассажирами омнибусов на раскаленных июльским солнцем улицах и густая пыль, как дым пожарища, были необычны. Город, казалось, был сдан внаем чужеземцам. Французскую речь заглушали десятки иноплеменных языков.

14 июля Париж обычно просыпался рано. На каждом углу с утра продавались цветы, пионы разных оттенков, от бледно-кремового до жгуче-малинового, гвоздики и розы, которыми так богата летом Франция. Площади и улицы к вечеру превращались в бальные площадки. Там, где некогда высилась тюрьма, снесенная до основания гневом народа, танцы начинались с полудня. Земля, слышавшая некогда только стоны пытаемых и плач заживо погребенных, отныне служила радости и веселью. Париж праздновал первый век со дня низвержения Бастилии, когда в большом, затененном портьерами зале открылся Всемирный конгресс объединенных социалистов. Из 20 различных стран прибыло около 400 делегатов и множество гостей.

Зал, до отказа полный людьми, был пышно украшен алыми знаменами и гирляндами зелени. Борцы Коммуны принесли с собой простреленные священные стяги, которые в глубокой тайне много лет сохранялись от контрреволюционеров. На груди делегатов рдели гвоздики — эмблема коммунаров. Длинный стол был покрыт пламенеющим сукном.

Красный цвет, столь любимый Карлом Марксом, радуя глаз, господствовал на конгрессе. Более чем на 20 языках говорили люди, собравшиеся сюда со всех концов света.

Конгресс открыл Поль Лафарг.

— Сегодня, — сказал он, — у Франции великий юбилей. Ровно сто лет тому назад буржуазная революция выбила из-под ног Луи Капета его могучую опору — мрачный застенок Бастилию.

Поль Лафарг не умел быть равнодушным. Чем дольше он говорил, тем ярче блестели его глаза и громче звучал голос. Казалось, Лафарг снова вбивает кол в низверженную тиранию.

— Но что же мы видим сейчас, чем стала Франция для рабочих спустя век после падения Бурбонов? Буржуазия превратила всю страну в капиталистическую Бастилию для пролетариата. Этого нельзя долее терпеть…

Рукоплескания остановили речь Лафарга. После минутной паузы он заговорил о целях и значении конгресса, который должен явиться демонстрацией братских чувств, связавших воедино рабочий люд всего мира.

— Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

Снова, как в минуты наибольших исторических

испытаний, проверки боем, прозвучали эти вечно горящие слова Маркса и Энгельса.