Маркс и Энгельс

В празднично украшенном зале, обычно служившем для симфонических концертов, заседал III Международный социалистический конгресс. Представители 20 стран собрались на этот внушительный съезд. В день его открытия по городу прошла со знаменами 10-тысячная демонстрация рабочих и на площади состоялся митинг. Делегаты конгресса выступили под град рукоплесканий перед швейцарским народом. Социалисты Болгарии, Скандинавии, Румынии, Сербии, США, России, Испании, Австрии, Венгрии, Польши, Франции, Германии, Англии братались друг с другом, пели на разных языках одни и те же песни.

Конгресс начался, однако, острым столкновением марксистов с анархистами и реформистами. Споры были ожесточенные, но разве не для разработки дальнейшей тактики в борьбе за идею собрались здесь эти люди? В столкновениях, конфликтах, честных признаниях всегда ковалась теоретическая мысль, выявлялась истина, находилось единственно правильное решение.

Спор на конгрессе был решен в пользу марксизма. Несколько анархистов, пытавшихся доказательства заменить тумаками и криком, и кое-кто из близких к ним демагогов из группы «молодых» германской социал-демократии были исключены из числа делегатов. Конгресс занялся насущными вопросами жизни и труда пролетариев, поисками того, как добиться установления 8-часового дня. Жарко обсуждали собравшиеся вопрос о том, что делать рабочим в случае войны. Одни предлагали протестовать всеобщей стачкой и отказом служить в армии. Другие надеялись, что братство трудящихся остановит любую бойню, затеянную капиталистами. Немцы объявили шовинизм врагом человечества и подстрекателем к кровопролитию. Большую речь произнес Плеханов. Как и все марксисты, он видел грозную опасность в революционном авантюризме, столь присущем анархистам и любителям левой фразы и демагогии.

Вера Засулич никогда не испытывала такого волнения, как в час, которого она ждала долгие годы. Наконец-то ей предстояло увидеть воочию Энгельса, с которым она давно переписывалась. Каждую строчку произведений Маркса и Энгельса она знала почти что наизусть, наслаждалась их мыслью и словом, как лучшими произведениями человеческого гения. От природы застенчивая, замкнутая, Вера Ивановна радовалась предстоящей встрече.

Энгельса Засулич не разочаровала. Он сразу понял сложность ее натуры. Засулич была сильна и очень ранима в одно и то же время. Еще одна выдающаяся женщина, которую Энгельс хорошо знал по ее трудам, встретилась ему в Цюрихе. Это была Клара Цеткин.

Энгельс рукоплескал Кларе Цеткин, когда она, выступая с трибуны представительного собрания, ратовала за работниц, отстаивала право на 8-часовой день для женщин и 6-часовой — для девушек, рассказывала о вреде для них ночного труда и необходимости месячного отпуска после родов и равной оплаты за равный труд. Вместе с Луизой Каутской и русской Кулишевой она настаивала на вовлечении пролетарок в классовую борьбу, в профсоюзы и социалистические партии. Не все делегатки поддерживали эти разумные требования. Скандинавки говорили, что мужчины искони враги женщин, и предлагали отделить женский вопрос от рабочего движения. Но Клара Цеткин и ее единомышленницы победили.

— Браво, Клара! — не раз восклицал Энгельс, говоря о Цеткин.

Подлинным триумфом конгресса стало выступление Энгельса. Когда он, выйдя из-за стола президиума, подошел к трибуне, зал загудел, как море в шторм. Оратор произнес свою речь на трех языках: английском, французском и немецком.

— Граждане и гражданки! — начал он.

…Неожиданно блестящий прием, который вы мне

оказали и которым я был глубоко тронут, я отношу не к себе лично, а принимаю его лишь как сотрудник великого человека, портрет которого висит вон там вверху. Речь идет о Марксе. Прошло как раз пятьдесят лет с тех пор, как Маркс и я вступили в движение… С того времени социализм из маленьких сект развился в могучую партию, приводящую в трепет весь официальный мир. Маркс умер, но будь он теперь еще жив, не было бы ни одного человека в Европе и Америке, который мог бы с такой же законной гордостью оглянуться на дело своей жизни.

Речь Энгельса, как всегда, была краткой. Под шквал рукоплесканий он объявил конгресс закрытым и провозгласил здравицу в честь международного пролетариата. Делегаты хором спели «Марсельезу».

Почти два месяца разъезжал Энгельс по Германии, Швейцарии и Австро-Венгрии. Всюду его ждали и встречали с тем огромным восторженным чувством, которое нельзя внушить ни блеском власти и могущества, ни деньгами, а только действительными заслугами перед народом, осознавшим неоспоримое величие сердца и ума другого.

В Вене на вечере, устроенном в его честь, ощутив любовь собравшихся, которая, как теплое течение, овевала его, Энгельс сказал: