Марксизм и большевизм

Под влиянием Энгельса в конце 1880-х гг. в Германской социал-демократической рабочей партии развернулась борьба против приверженцев «государственного социализма». Опираясь на критику классика и осознав последствия расширения контрреволюционной практики «госсоциализма» руководство партии даже записало следующий пункт в Проект Эрфуртской Программы 1891 г.: «Социал-демократическая партия не имеет ничего общего с так называемым государственным социализмом, системой огосударствления в фискальных целях, которая ставит государство на место частного предпринимателя и тем самым объединяет в одних руках силу экономической эксплуатации и политического угнетения рабочего». Этот пункт, разумеется, целиком был одобрен Энгельсом. В результате борьбы на самом Эрфуртском съезде влиятельные сторонники «государственного социализма» оказались в меньшинстве, и не смогли навязать партии свои взгляды. Но делегаты съезда решили не включать этот пункт в Программу, чтобы предотвратить возможный раскол.

Компромиссное решение немецких эс-деков отрицательно сказалось на идейных основах РСДРП. Ведь в начале своего пути российская партия марксистов во многом равнялась именно на германскую социал-демократию и её партийную программу. Отсутствие такого предупредительного программного пункта стало одной из причин того, что большевики эволюционировали в направлении новой «госсоциалистической» практики, положив начало крайнему течению «государственного социализма». После Великого Октября его приверженцы, разрушив старое государство, создали новое с полным огосударствлением промышленности и значительного сектора сельского хозяйства. Так сомкнулись две практики «госсоца» - контрреволюционно-эволюционистская бисмаркского типа и радикально-революционная большевиков. На место частного предпринимателя стало Советское государство...

Таким образом, именно «государственный социализм» оказался востребован рабоче-крестьянской революцией в капиталистически неразвитой России. А также других подобных странах, оказавшихся перед необходимостью революционной экспроприации мелких собственников в пользу ускоренно создаваемой государством крупной национальной индустрии. Именно фракция «государственных социалистов» в РКП(б) лихо разгромила все другие фракции и стала безраздельно определять курс партии и всего СССР. Причем, показательно, что борьба с левыми и правыми оппозициями в РКП(б)-ВКП(б) далась им относительно легко. В большинстве партийных дискуссий 1920-х годов, когда у большевиков разгорелась решающая борьба фракций, оппозиционеры обычно набирали не более 5 % голосов. Политическая революция рабочих и крестьян стала жить и развиваться по законам «государственного социализма»...

Где и когда?

Другой не менее важный вопрос, разделивший классиков марксизма и большевиков – это при каких социально-экономических условиях может быть построен социализм, где можно считать эти условия уже объективно сложившимися.

Классики отвечали на это:

«Ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества»

(Соб. соч. т. 13, стр. 7).

То есть новое общество появится там, где капитализм дошел «до ручки» - исчерпал свое развитие. Но это может быть только высокоразвитый капитализм.

В «Немецкой идеологии» классики прямо заявляют:

«Коммунизм эмпирически возможен только как действие господствующих народов, произведенное «сразу», одновременно, что предполагает универсальное развитие производительной силы и связанного с ним мирового общения».

Примечательно, что в трехтомнике работ Маркса и Энгельса (издан в Москве в 1979 г.) этот тезис снабжен таким комментарием редакции сборника: