«Лежите тихо, в конце концов, это не ваши деньги!» – кричал распластанным сотрудникам банка Хорст Малер, стреляя для понятности в потолок. Из адвоката в боевика он превратился, когда понял, что деньги вообще не могут быть чьими-то. А вот им, деньгам, наоборот, принадлежат все. Все люди прежнего вида. Если вы не сторонник эволюции, замените слова «прежний» и «новый» на слова «нормативный» и «другой», смысл от этого не очень пострадает.
Однажды, открыв дверь конспиративной квартиры на Кнезебекштрассе, Малер встретился взглядом с дулами двенадцати пистолетов, смотрящих на него. «Мои поздравления, джентльмены» – говорит он, поклонившись. Думаю, он поздоровался именно с пистолетами. Все, кто боялся и соблюдал закон, были для людей нового вида всего лишь устройствами, биологическими приставками к финансовым потокам, падающим по ступеням властных иерархий, двуногими машинами воспроизводства рыночных отношений. «Другие правила дорожного движения» можно понять, только помня это. Малер любил машинные метафоры. В снятой им конспиративной квартире у окон и дверей весь день работали магнитофоны, выдававшие на лестницу и на улицу стук пишущих машинок. Изображался офис. Собирались зажигательные бомбы. Офисные пешки как маскировка для политических солдат.
Малер аплодировал в своей камере, когда одна из подобных бомб взорвалась и американского сержанта, успевшего побывать во Вьетнаме, похоронил автомат, торговавший кока-колой.
С людьми прежнего вида не может быть разговоров. «Им нечего ждать от Нас, кроме враждебности и презрения» – составляют РАФ заранее кодекс поведения в тюрьме. «В генетической войне нет нейтральных» – любили они цитировать Тима Лири.
Недавно Хорста Малера спросили: «Почему же за вами не пошло большинство, вы же были известнее рок-звезд?». Старый адвокат и бомбист, отсидевший всё, что полагалось, грустно ответил: «Потому что большинство всегда видит себя в роли жертвы, особенно – случайной жертвы, но никогда не представляет себя бойцом».
«Здравствуй, фашистская свинья» – по очереди говорят судье Принцингу Майнхофф, Энслин, Баадер. Каждого из них немедленно выводят из зала. Они не будут присутствовать на собственном суде. Ян-Карл Распе говорит Принцингу: «Ты не оставил нам шанса относиться к тебе иначе, кроме как целиться в тебя из пистолета». Между людьми двух разных видов возможен только разговор языком оружия. «Языком оружия» – Баадер хотел, чтобы история РАФ называлась именно так. «Никакое оружие критики не заменяет критики оружием» – любил он цитировать Маркса.
Его беспокоило, что аполитичные литераторы употребляют в отношении РАФ слово «молитва», даже если они сочувствуют.
Астрид Пролл везет им оружие на краденой «Альфа Ромео». На горной дороге она попадает в буран и впервые за много дней остается совершенно одна. Только бешенный снег вокруг. Ей кажется, это танцует костная мука за стеклом. Молотая кость. Такой мукой кормили заключенных в лагерях смерти, разваривая её в воде. Такую муку оставят полицейские вместо взрывчатки, когда обнаружат в гараже арсенал РАФ и установят за ним круглосуточное наблюдение. Система перемалывает тысячи скелетов, бросает в жернова любую жизнь. Вместо революционного взрыва власть предлагает нам есть молотую кость. РАФ пытались совершить нечто обратное – превратить нашу костную пыль в пластит. Занятость – в действие. Необходимость – в выбор. Костной мукой кормят коров на фермах. Философия власти, как бы она сегодня не называлась, требует от нас признать историю повторением циклов, признать, что в людях не больше шансов развития, чем в коровах.
Но корова не знает, что она – корова, и потому ест, что дают. Сам факт осознания своего положения и ощущение своих возможностей – вечная опасность для власти. Вечный ресурс борьбы.
Первые свои «Беретты» они купили у нацистов из подпольного клуба «Волчье число». Этой сделке предшествовала жесткая дискуссия, но победила диалектика: добро делается из зла.
В чем была минимальная практическая цель «Бригады Баадера»?
Сформулировать очень просто, но чертовски трудно исполнить. Навсегда запугать сильных мира сего, власть имущих и собственностью наделенных. Сделать их навечно податливыми, немного подавленными. Отравить всю их жизнь ни в чем не растворимым ужасом. Для этого надо дать примеры такого людоедства и вампиризма, такие преступления, которые только и могут сравниться с грехами правящего класса, являются их отражением. Это во-первых. А во-вторых, нужно столь сильное и такое красивое, теоретическое и эстетическое оправдание этого справедливого людоедства, которое сделает его привлекательным и оправданным на веки вечные. Йозеф Бойс посвящал свои инсталляции заключенным РАФ. Жан Поль Сартр брал у них интервью. Идол немецкого концептуализма Герхард Рихтер выставлял в галереях огромные цветные портреты Баадера и Майнхоф, скопированные с плакатов «они разыскиваются».