Марксизм как стиль

Это давняя полемика анархистских и марксистских мыслителей об истоках и причинах власти человека над человеком. Те, кому лучше удалось организовать насилие, быстро обросли собственностью и закрепили её в праве наследования или же первичное накопление излишков производства позволило самым бережливым подкупить соплеменников, поставить их себе на службу и выстроить первую иерархию? Вечный спор об этом важен, потому что его решение есть одновременно и самый общий рецепт лекарства от неравенства.

Государство возникло из рэкета. Одни люди навязали другим гарантию защиты от самих себя в обмен на фиксированную выплату доли продукта. Означает ли это, что фиксированное и неравноценное разделение общего продукта возникло раньше, чем этого потребовало первое государство?

Из этой полемики можно выкрутиться, предположив универсальную форму господства, запустившую механизм воспроизводства неравенства и одинаково связанную и с суверенным насилием и с наследуемой собственностью. И тогда власть и капитал есть две стороны одного и того же ограничения элитой нашего доступа к ресурсам и результатам общего труда.

Во-вторых, почему все дети согласились ехать на праздник к Плохишу? Что за плебейское поведение? От пусть маленьких, но умников можно было ждать большего. А именно, вежливого отказа или спокойного «игнора» чужих праздников.

Как обычно в этом классе празднуют дни рождения? Приглашают нескольких близких друзей домой или более широкий круг знакомых в кафе. Одноклассники Плохиша не из нищих семей, их родители – сплошь столичные интеллигенты из среднего класса. Ну кроме, может быть, пары семей хиппи, принципиально отрицающих всё потребительское, но именно их дети как раз и сомневались до последнего, ехать к Плохишу на праздник или нет? Зато палить в именинника краской дети этих аскетичных пацифистов начали одними из первых.

Почему так легко победило радужное сияние халявы? Как так просто включился инстинкт толпы, заставляющий идти туда, где сегодня бесплатно развлекают и угощают, какая разница, кто?

Эти вопросы внушают некоторый антропологический пессимизм. Но, в конце концов, они просто десятилетние дети и у них нет ощущения, что они должны отвечать на приглашение Плохиша какой-то особой и неприятной лояльностью. Они ещё не знают, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке или при коммунизме, который, как известно теперь каждому взрослому, есть вредная утопия ленивых и завистливых людей.

В-третьих, как произошел столь быстрый и дружный отказ от предложенного контракта? Ведь никто вслух не возразил Плохишу, когда он вводил новое неписанное правило пейнтбола: «в меня не стреляют!».

У них внутри было чувство, что они ничего Плохишу не должны. Скрытое презрение к хозяину положения и ирония к его требованиям никогда не исчезают в нас полностью, всегда хранятся где-то в коллективном сознании. Тот, кто нарушил «правила игры» может получить симметричное нарушение в ответ. Возможность бунта сохраняется всегда и справедливость может быть восстановлена в любой удобный для большинства момент.

Первыми начали стрелять в Плохиша, конечно, «условно чужие» – те, кто по правилам имели на это право, но тут же подключились и «условно свои». Их вело желание не отстать от общего бунта, начатого «той» стороной, понявшей, что победа исключена и соревнование рискует стать охотой Плохиша. Игра в войну между двумя командами детей мгновенно превратилась в другую игру: расстрел того, кто поставил себя выше остальных. Экстаз общности, который дают нам война и революция, легко превращаемые друг в друга. Только участвуя в военной машине человек получает шанс отказаться от «селф», самости, полностью совпасть с функцией. Но если, пройдя этот опыт, он возвращает себе самого себя, не выпуская из рук оружия, война превращается в революцию.

Такое чувство отсутствия обязательств перед самопровозглашенной элитой с точки зрения самой этой элиты есть, конечно, подлая неблагодарность холопов, готовых кусать руку дающего.

Или имело смысл соглашаться с именинником? Играть, делая вид, что он невидимка, раз уж он этого так хочет? Сделала бы такая привилегия его счастливым? Впрочем, это было бы сложно, ведь у него в руках осталось оружие и возможность свободно поражать всех, обеспечивая гарантированный выигрыш «своей» команде. Те из «своих», кто в итоге стреляли в Плохиша, отказались от нечестной победы ради равенства возможностей.

У вас нет шансов победить, если вы примете озвученные только что «неправильные правила» и ваш бунт начинается с отказа играть без расчета на победу.