Марксизм как стиль

На следующий день я пошел на коммунистический митинг. Слышно его было с окраин. На столбах полоскались плакаты с хмурым «Поднимающим знамя» и листовки с квадратными красными кулаками. Рабочие из советских иллюстраций красовались на обложках партийных журналов. Оглушали песни сталинских времён с греческим текстом: «Катюша», кажется, и «Вихри враждебные». Как я ни пытался воспитывать себя, припоминая подходящие цитаты из Лифшица, такое «оформление протеста» не вызывало никаких эмоций, кроме скуки, единственным и слабым оправданием которой было: «ну зато люди борются». Да и цитата из Лифшица выскакивала всё время в голове не подходящая: «НКВД ошибок делать не может!». Он доказывал этот тезис с помощью Гегеля. Философ любил и ставил всем «формалистам» в пример прозу Михаила Булгакова, что, по-моему, никого не красит. Позже ценил (советского ещё) Солженицына, а в живописи выделял художника Нестерова. Лифшиц верил в чекиста, как в гегельянского «субъекта», максимально воплотившего абсолют, и с удовольствием кланялся «великим консерваторам» (типа Достоевского), находя их реакционным утопиям самые парадоксальные оправдания. Недавно переиздали целых три его книги, вокруг которых состоялось немало интеллектуальных посиделок и возникла даже некая локальная «мода на Лифшица» в гуманитарных кругах.

Наиболее сложным и парадоксальным случаем поклонения Лифшицу из мне известных, является Дима Гутов, один из самых интересных современных художников. Будучи в своей стратегии стопроцентным авангардистом (кто не верит, пусть заглянет к Гутову на сайт), он постоянно подчеркивает свой пиетет к советскому теоретику. Проводит собрания, на которых московские художники и критики хором поют наиболее известные статьи Лифшица. Гутов даже создал «Институт Лифшица», впрочем, довольно виртуальный. В частной беседе Дима любит говорить, что этого философа нужно «читать и понимать наоборот», и что Лифшиц совершил ту классическую «ошибку великих людей» (отождествление своих идей с конкретной формой окружающего государства), о которой сам столько рассуждал в своих статьях. Вообще, Гутов с Лифшицем поступил, как когда-то Марсель Дюшан с писсуаром. В своё время Дюшан попытался найти предмет, максимально противоположный салонному искусству (стандартный писсуар в мужском туалете) и выставил его, превратив в «фетиш авангарда». Получилось это не сразу, сначала писсуар вызвал скандал, потом был отвергнут публикой и забыт на многие годы, как неудавшийся кунштюк, и только в пятидесятых (времена поп-арта) он действительно стал непререкаемой иконой. Дима, хорошо знающий эту историю, взял нечто максимально далекое, и даже самое враждебное, противоположное своему художественному стилю и своей среде, главного советского бичевателя «модернистов» Лифщица, и провокационно водрузив на свой алтарь эту подзабытую икону, по-авангардистки объявил его идеи своей путеводной звездой. Оружие авангардиста это апроприация, захват и присвоение территории противника. Всё может быть нашим, при условии если мы хотим и умеем актуально истолковать и использовать, сделать полезным выбранный материал. Всё, что угодно может работать на мобилизацию альтернатив буржуазному сознанию, а что именно сейчас на это работает, зависит от художественной воли и творческих способностей конкретного художника-авангардиста.

Лифшиц ошибался в чем?

Во-первых, слишком большие слова. Нет никакого «модернизма вообще», о котором так легко рассуждал философ. Так могло казаться только из советского идеологического отдела. Можно признать некое мировоззренческое единство за Кунсом, Хёрстом и Дубоссарским/Виноградовым, но никак нельзя отнести сюда же и Ханса Хааке, Иммендорфа, Бойса с Герхардом Рихтером, да того же Осмоловского. Получается как-то слишком расплывчато и «общё». Кроме прочего, этого нельзя сделать и потому, что их стратегии и биографии носят противоположный социальный смысл и резонанс. «Вообще модернизм» существовал только в головах советских обывателей, так же как «вообще заграница» и потом «вообще демократия».

У левых есть два базовых подхода к современному искусству:

Назовем условно первый подход «оптикой Лифшица», для которого весь «модернизм» и вообще «контемпорари арт» есть выраженное отвращения буржуа к самому себе, отказ от сознательности в пользу эксцесса и экстаза, вторичное т.е. добровольное варварство интеллектуалов, проявление иррациональности и трагической античеловечности буржуазного мира, игнорирование типического и общего в пользу случайного и специфического. И нет главного – позитивного узнаваемого героя и понятной модели спасения, как это было в более «классических» формах искусства, начиная с античности и заканчивая буржуазным романом. Левые такого толка обычно выбирают свою форму «коммунистического классицизма».