Профессиональные экономисты, а вместе с ними и широкая публика представляют себе экономическую структуру какого-либо общества через призму того, что происходит в нашем обществе, то есть как совокупность институтов, отличающихся от прочих политических, общественных, семейных, религиозных отношений и т.д. При капиталистическом способе производства производственный процесс происходит внутри предприятий, являющихся общественными единицами, отличными от семьи, церкви, политических партий, расовых сообществ и т.д. По-другому обстоит дело в докапиталистических или некапиталистических обществах прошлого и настоящего: Маркс – если не марксисты – первым осудил любую попытку применять к совокупности обществ наше особое видение экономики. Веком позже с этой же позицией, если не считать Макса Вебера, мы встречаемся у Карла Полани и в «субстантивистском» течении экономической антропологии. Историкам и антропологам, когда они пытаются вычленить экономическую структуру докапиталистического общества, приходится искать ее в общественных отношениях, классифицируемых марксистами как надстройка: родственных, политических, религиозных отношениях и т.д. Для иллюстрации этого мы выберем три примера из бесконечного ряда, предлагаемого нам историей и антропологией.
Общины австралийских аборигенов, живущих охотой, собирательством и рыбной ловлей, были разделены на родовые группы, вступали друг с другом в родственные отношения, переходящие из поколения в поколение по одним и тем же направлениям. Но родовые отношения и порождаемое ими социальное разделение регулировали не только бракосочетание и родство, согласно определенной и универсальной функции родственных отношений; на их основе подходили и к освоению природы, определяя вместе с тем и контроль со стороны различных групп за той или иной территорией племени и ее ресурсами, и формы объединения индивидов и их групп для совместной охоты, сбора плодов и рыбной ловли, посредством которых они осваивали эти ресурсы. Таким образом, общественные отношения родства действовали как базис и как надстройка.
Если же мы возьмем, к примеру, древнюю Месопотамию, то заметим, что в таком городе, как Ашшур, большинство земель считалось собственностью бога Ашшура, жившего в окружении жрецов в храме, расположенном в центре города. Экономика функционировала в своего рода централизованной системе, где господствующее место занимали храм и жрецы, присваивавшие часть труда и продуктов местных сообществ и отдельных лиц. В этом примере религиозные отношения служат ключом к освоению природы и действуют как общественные производственные отношения.
И наконец, последний пример. В городе-государстве Афинах V века до н.э. мы замечаем, что лишь горожане по происхождению имеют исключительное право пользоваться земельными участками города, обрабатывать их или заставлять работать на них своих рабов. Принадлежность городу-государству по рождению давала определенные права на пользование ресурсами, на доступ к политической деятельности, на занятие общественных должностей, обязывало защищать родину и даже давала преимущество в покровительстве со стороны богов города. Как видим, факт принадлежности к «полису», вступления в «политические» отношения с другими гражданами города далеко выходит за рамки того, что сейчас мы называем политическими правами или правом заниматься политической деятельностью.