Марксизм в эпоху II Интернационала. Выпуск 1.

Действительно, Роза Люксембург часто говорит о логике вещей, которая делает необходимой ту или иную вещь, но под этим она подразумевает нечто случайное, казуальное; материальность вещей и движения не разрешается в понятии. В плане гносеологическом речь идет о кантовской системе, с которой должно постоянно соразмеряться диалектическое мышление, чтобы не стать жертвой иллюзии. И тут идет речь о «логике исторической обстановки», в которой наличествует специфическая совокупность факторов, всегда включающая в себя и случайные факторы. Своей формулой «социализм или варварство» Роза Люксембург не только указывает на политическую программу, но и обращается против любой формы, против любой оптимистической логики прогресса, которая сводит поражения к минимуму, вместо того чтобы их понять, и для которой победа обеспечена, как у Гегеля, путем осуществления абсолютного духа. Тотальный крах, варварство, закат обоих классов в борьбе – для нее не абстрактная возможность, а постоянная альтернатива. Изъятие этой последовательно материалистической мысли Розы Люксембург из истории рабочего класса, как мне кажется, явилось одной из причин, по которой марксистская мысль в Германии так до конца и не осознала неизбежности катастрофы, которая разразилась в 1933 году.

Без сложного многообразия стихийности, освобождения данных понятий и организованного поведения может появиться формально-логическое мышление, но не мышление материалистическое. В немецкой классической идеалистической философии стихийность являлась понятием, противоположным рецептивности, неизбежному соприкосновению с чувственным восприятием. Стихийность – это организованное мышление, деятельность субъекта в процессе мышления-труда и напряженность понятия. Один из этих моментов должен входить в любую диалектическую теорию общества. Буржуазия может манипулировать стихийностью, создавать предлоги для мобилизации масс, выбрасывать новинки на рынок для рекламы продукции, но для пролетарского общественного мнения этот момент означает нечто качественно другое. Когда Роза Люксембург утверждает, что «свобода есть всегда свобода инакомыслящих» [42], – это не возврат к либерализму, а только элемент, жизненно важная составная часть пролетарского общественного мнения, которое не может ограничиваться тем, что будет вновь повторять и приветствовать решения, данные программы и заданные направления мысли. Из мира нельзя устранить «другое» просто с помощью насилия; оно зачастую характеризует жизнестойкость, значимость материальных отношений, с которыми всякая марксистская теория должна сопоставляться, если она не хочет впасть в онтологию, полностью абстрагированную от этих отношений, или в идеалистическое подчинение системе, в которой царит принцип унификации, и превратиться в свой омоним.

Независимость от директив партии, которая посредством решений устанавливает, что правильно, а что ложно, что имеет историческое значение, а что исторически случайно, – особо важна для формирования теории. Еще Энгельс в письме от 1 мая 1891 года Бебелю, решительно разоблачая социал-демократических педантов, подчеркивал «самостоятельность теоретической работы» по отношению к партии, самостоятельность, которая для Розы Люксембург является естественным элементом марксистского мышления. Я процитирую длинный отрывок из письма, поскольку в нем объясняется, что теоретическая продукция рабочего класса вовсе не идентична резолюциям партии, а, наоборот, должна сохранять некоторую степень самостоятельности по отношению к партии, свободу мысли, для того чтобы долгое время сохранять способность осуществлять свои партийные функции в борьбе за освобождение пролетариата. Энгельс писал, что