Марксизм в эпоху II Интернационала. Выпуск 1.

Более глубокий анализ набросков письма к Вере Засулич возможен лишь в контексте более широкого изучения идей Маркса, связанных с патриархальным коммунизмом, и их эволюции. Здесь достаточно заметить, что интерес к патриархальным общинам появился у Маркса довольно поздно и был связан с «проблемой народников». Хобсбом верно заметил, что «относительно первобытно-общинного строя историческое мнение Маркса и Энгельса естественно менялось в ходе изучения двух авторов: Георга фон Маурера, который пытался доказать существование общественной собственности в качестве одного из этапов германской истории, и в особенности Льюиса Моргана, чье „Древнее общество“ (1877) явилось основой для их анализа первобытно-общинного строя» [50]. Первой реакцией Маркса на труды Маурера в письме Энгельсу от 14 марта 1868 года была та, что русские «окончательно теряют право притязать на оригинальность даже в этой области» [51]. Нам кажется, что этого утверждения Маркса достаточно, чтобы показать, что его интерес к Мауреру в некоторой степени был вызван первыми теориями русского народничества и – вполне возможно – «русским социализмом» Герцена. Позднее научный интерес к социальным экономическим патриархальным структурам, столь усилившийся притягательностью «Древнего общества» Моргана, позволил Марксу другими глазами взглянуть на русское народничество, старавшееся в самом древнем найти самое новое [52]. К этому надо добавить влияние экономической и социологической русской литературы, которую Маркс «поглощал» начиная с 1873 года [53]. Основываясь на этих фактах, мы можем спокойно заключить, что влияние и само существование русского народничества были одним из важнейших факторов, обусловивших изменение точки зрения Маркса на первобытно-общинный строй.

Возможность того, что крестьянская община могла бы стать движущей силой социального возрождения России, была, конечно, преувеличена как народниками (правда, не всеми), так и Марксом. Однако следует подчеркнуть, что подлинное значение народнических теорий (мы рассматриваем их уже с нашей точки зрения) заключается не в том, что они утверждали в отношении общины, а, скорее, в переработке некоторых общих идей, касавшихся некапиталистического пути развития отсталых стран. То же самое мы можем сказать и о набросках письма к Вере Засулич, где мы находим интересную формулировку целой серии новых и важных проблем, таких, например, как проблема «асинхронного» развития, в ходе которого накладываются друг на друга различные фазы, в частности «привилегия отсталости» и значение культурных контактов, «показательный эффект» и импорт технологии при укоренном, концентрированном развитии; короче говоря, все проблемы, касающиеся некапиталистического пути к модернизации.

Даже при самом беглом сравнении идей Маркса и Энгельса в их отношении к «народническим проблемам» мы замечаем, что они отнюдь не совпадали. Энгельс, в общем, был более пессимистично настроен в том, что касается перспектив социализма в России. В противоположность тому, что утверждал Маркс (в набросках письма к Засулич), он был склонен истолковывать распад крестьянской общины в России как «естественный» и неизбежный процесс и не уставал повторять, что социалистическая революция прежде всего должна победить на Западе. Он никогда не утверждал, что крестьянская община является элементом «превосходства» России над Западом. Напротив, в некоторых его высказываниях она представляется не столько двигателем социального возрождения в России, сколько, скорее, традиционной точкой опоры русского деспотизма.