Марксизм в эпоху II Интернационала. Выпуск 1.

«Везде, – писал Ленин в 1913 году об историческом периоде между 70-ми годами XIX века и русской революцией 1905 года, – складываются пролетарские по своей основе социалистические партии, которые учатся использовать буржуазный парламентаризм, создавать свою ежедневную прессу, свои просветительные учреждения, свои профессиональные союзы, свои кооперативы. Учение Маркса одерживает полную победу и – идет вширь» [1].

А шесть лет спустя, указывая место нового, коммунистического Интернационала в истории рабочего движения, Ленин говорит:

«Второй Интернационал (1889 – 1914) был международной организацией пролетарского движения, рост которого пошел вширь, что не обошлось без временного понижения высоты революционного уровня, без временного усиления оппортунизма, приведшего в конце концов к позорному краху этого Интернационала». «Второй Интернационал был эпохой подготовки почвы для широкого, массового распространения движения в ряде стран» [2].

В обеих формулировках присутствует тема расширения, географического распространения. Но во второй уже нет никакой ссылки на марксизм. Объясняется это тем, что в течение всего военного периода Ленин вел неустанную борьбу против «вождей II Интернационала», против «господ Плехановых, Каутских и иже с ними», «опошливших и исказивших марксизм». Ленин проводил получившее широкое, но недолговечное признание различие между организационным наследием II Интернационала вообще и немецкой социал-демократии в частности и изменой оппортунистически настроенных вождей. Вменяемое Каутскому «искажение» марксизма следовало видеть сначала в затушевывании революционного характера марксизма, а затем в прямом отказе от него. При оценках преимущественно политического характера или по крайней мере касающихся отношения марксизма к политической практике международной социал-демократии Ленин стремился выявить идеологические – а также социальные – признаки основных течений социализма в период II Интернационала: оппортунисты, то есть те, кто на основе бернштейнианского ревизионизма и даже независимо от него проводил политику реформистского прагматизма; «левые», главными представителями которых были большевики; наконец, «ортодоксы» во главе с Каутским, дошедшие перед войной или в самом ее начале до полного отречения от марксизма. Такое различие уже имело свою историю, но лишь в ходе полемики о войне оно, так сказать, выкристаллизовалось окончательно.

По Ленину, каутскианство представляет собой нечто вроде того, что голландские левые марксисты называли «пассивным радикализмом». Оно приводило к «замене революционного марксизма эклектизмом в теории и к раболепству или бессилию перед оппортунизмом на практике» [3]. Каутскианство следовало рассматривать как безусловно «социальный продукт противоречий II Интернационала», «типичный и яркий пример того, как словесное признание марксизма привело на деле к превращению его в „струвизм“ или в „брентанизм“» [4].

Именно на этой основе, подкрепленной «Империализмом», «Государством и революцией» и прямой полемикой, которая содержалась в брошюре о «ренегате» Каутском, советские марксисты будут в дальнейшем выступать против каутскианства и II Интернационала. В своих лекциях 1924 года в Свердловском университете Сталин подчеркивал, что оппортунисты II Интернационала (тройственное ленинское различие было уже забыто, и «ортодоксы» сделались «оппортунистами») замуровали «гениальные мысли Маркса и Энгельса о тактике и стратегии», руководствуясь в своих политических действиях «теоретическими догмами»: «пролетариат не может и не должен брать власть, если он не является сам большинством в стране… пролетариат не может удержать власть, если нет у него в наличии достаточного количества готовых… кадров… метод общей политической забастовки неприемлем для пролетариата» [5].