Французские социалисты, когда-то единые, и левое крыло немецкой социал-демократии оказываются в гуще агитационной кампании, которая тем не менее, если и могла мобилизовать общественное мнение против власти, не представляла собой решающего фактора в случае серьезной угрозы миру. В Штутгарте Жоресу и Вайяну не удалось добиться того, чтобы ортодоксальные марксисты признали всеобщую забастовку самым сильным оружием. Это оружие, «выкованное гением рабочих», как выразился Жорес, вновь предлагается в Копенгагене шахтером-пацифистом Дж. Кейр Харди, к которому сразу же присоединяется Вайян. И вновь отказ. Вайян упорно, снова и снова, предлагает Интернационалу изучить его поправку и предложение Дж. Кейр Харди. Мало-помалу благодаря усилиям Жореса и Вайяна перспектива антивоенной забастовки проясняется, и они могут ответить на возражения немцев и по возможности найти общий язык. Антивоенная забастовка? Об этом – ни слова. Тогда, может быть, массовая политическая забастовка в смысле длительного процесса, который проанализировала на примере России во время революции 1905 года Роза Люксембург? СФИО так далеко не идет. И все-таки вопрос стоит о забастовке, «вызванной чувствами масс»[1113], сказал Вайян на предвоенном конгрессе. А Жорес добавил, что они не предлагают единственного решения, не предлагают гарантии, но показывают направление: «необходимо готовиться к тому, чтобы стать достойными судьбы, которая нам уготована»[1114]. По мнению Жореса, «всеобщая одновременная забастовка, организованная в интернациональных масштабах» (такова была формулировка, которая 16 июля 1914 года получила одобрение конгресса), является предупредительной мерой, побуждающей принять международный арбитраж. Но ни та, ни другая идея не будут реализованы. Послание Жореса от июля 1914 года имело лишь пропедевтическое значение.
С началом войны Интернационал обнаружил свое бессилие. Социализм потерпел крах на пути достижения одной из главных целей рабочего движения – сохранить мир. Это поражение подготавливалось давно, а в последний момент кризиса ему способствовали новые причины. В основном организация оказалась неэффективной. Появились возражения национального порядка, хотя и считалось, что они частично преодолены[1115]. Со ссылками на все тот же марксизм утверждались противоречившие друг другу толкования развития капиталистических обществ, а партии широко интегрировались в господствующие общества. Конечно, война могла бы стать не только источником гибели, но и причиной революции: историческая правда была на стороне революционных марксистов. Но в июле 1914 года никто не выдвинул подобной перспективы. Заявления на последнем заседании МСБ 29 июля колебались между каким-то доверием правительствам и общей растерянностью. Если перейти от теории к практике, то вся история марксизма XX века, а не только его история лета 1914 года, оказалась историей долгого и трудного приспособления.
Сноски