Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск первый

Во-вторых, впервые в истории вопрос о построении социалистического общества перестал быть абстрактным. До тех пор пока Советский Союз оставался единственной страной, управляемой марксистами, то есть вплоть до конца второй мировой войны, дискуссия по этому вопросу относилась преимущественно к этой стране или же была связана с нею. Эта дискуссия в течение долгого времени испытывала влияние советского опыта и по большей части велась в одном и том же ключе, поскольку все тогдашние попытки построения социализма основывались на примере СССР или же на советском опыте (как позитивном, так и негативном), который служил точкой отсчета в этой области. Но мы не должны забывать и того, что в те годы социал-демократические партии впервые начали приобретать опыт правления – самостоятельно или в составе коалиционных правительств, чего не было до 1914 года, когда им систематически отказывали в участии в государственном управлении. Иногда, в особенности сразу после войны, некоторые их сторонники полагали, что подобные правительства могут содействовать реализации какой-то формы социализма (см. статью Э. Вайсселя). Поскольку вопросы построения социалистического общества до 1914 года являлись чисто академическими, а первые теоретики-марксисты не опускались до частностей, чтобы не впасть в утопию, постольку широкое поле для дискуссий открылось лишь в 1917 году.

К тому же после Октябрьской революции марксизм перестал составлять содержание, или, вернее, содержимое, единого международного движения и единой полемики. Коммунистические трактовки марксизма с тех пор были разобщены с социал-демократическими взаимным непониманием и враждебностью до такой степени, что каждая из сторон нередко доходила в полемике до обвинения своего противника в фашизме, что на церковном языке было бы равнозначно приверженности к дьяволу. Причем необходимо подчеркнуть, что ни один из лагерей не был однородным по своей внутренней структуре, хотя вплоть до 1956 года международное коммунистическое движение, в котором доминировала советская компартия, навязывало как партиям, так и их членам максимально возможное единообразие. И тем не менее даже это движение вынуждено было примириться – как это сделал Социалистический интернационал – с определенной гетерогенностью, обусловленной неодинаковыми, а иногда и прямо противоположными интересами различных коммунистических партий. Все это расширяло и обостряло дискуссии между твердыми марксистами и марксистами разных направлений, которым (в особенности в рамках коммунистического движения) все чаще и чаще присваивались наименования, считавшиеся уничижительными (троцкизм, люксембургианство, бордигизм и т.д.).

Наконец, надо иметь в виду, что марксистское движение приобрело тогда всемирный характер. С этого момента стало невозможно ограничивать его историю рамками одной лишь Европы и – в еще меньшей мере – Северной Америки: после 1917 года любая история марксизма должна отводить соответствующее место Китаю, Индии, Японии, Латинской Америке (если уж говорить о географических регионах), а также проблемам колоний и полуколоний или, как повелось говорить после второй мировой войны, так называемого третьего мира. Необходимо иметь в виду, что движения, распространившиеся в этих регионах, родились преимущественно под влиянием – прямым или косвенным, непосредственным или перспективным – русской революции.