"Марксизм" (Внешний коммунистический блеск и внутренняя либеральная нищета марксизма)

И, я думаю, что дело было совсем, не в том, что немецкие солдаты в плен не сдавались. Если они не попадали в плен в здоровом состоянии, то должны были массово попадать, будучи ранеными.

Возьмем, к примеру, окружение и последующее уничтожение 6-15 декабря 1941 года, немецкого 34-го армейского корпуса под Ельцом. Две его пехотные дивизии были изрядно потрепаны предыдущими боями и, дай бог, чтоб имели несколько больше половины своей штатной численности, то есть 8,5–9 тысяч человек каждая. Плюс части корпусного подчинения. Итого, порядка 25 тысяч личного состава во всем корпусе.

Допустим, что личный состав корпуса дрался исключительно стойко и в плен здоровыми или легкоранеными не сдавался. При стандартном соотношении убитых и раненых в сражениях Первой и Второй мировых войн, как 1 к 3, это означает, что, в случае полного уничтожения корпуса его потери, должны — 5 тысяч убитыми и 15 тысяч ранеными. Это, значит, что немецкие раненые должны составить 15 тысяч пленных. Но, если бы такое количество, тогда, на фоне предшествовавших военных катастроф Красной Армии, было бы взято в плен, то об этом бы минимум месяц трубила вся тогдашняя советская пресса, и эта цифра до сих пор бы гуляла по страницам военно-исторических монографий.

Однако, хотя немецкий 34-й армейский корпус был в окружении полностью уничтожен, и этого никто не отрицает, в том числе и западные историки, но, при этом, так же никто и не говорит, сколько же немцев после этого должно было оказаться в советском плену?

Поэтому, здесь, всё очень просто. По всей линии советско-германского фронта, начиная, примерно, с августа — сентября 1941 года, красноармейцы и младшие офицеры в самовольном порядке прекратили брать немцев в плен. И продолжалось это вплоть до капитуляции немецких войск под Сталинградом, когда ощущение, наступающей победы в войне, несколько смягчило настроения рядового и младшего командного состава Красной Армии.

А пытались, защищать немцев попавших в плен от справедливой красноармейской мести, как ни странно именно те кого немцы после пленения очень быстро расстреливали, а именно — комиссары и политруки. Как ни парадоксально, особенно усердствовали в спасении немцев и обличали русские зверства те комиссары, про которых в немецких листовках писалось: «У жида-политрука морда просит кирпича».

Читал я, к примеру, политдонесения подобных «красноармейских воспитателей», датируемые апрелем-маем 1944, когда шли бои по освобождению Севастополя, в которых они постоянно жаловались на тему, типа, что вот, мол красноармейцам Пупкину и Дыркину поручили отконвоировать 40 пленных немцев с передовой в штаб дивизии, а они, мерзавцы такие, доставили к месту назначения всего 15. Кстати, подобные приглушенные завывания, о судьбе «несчастных немецких пленных», были слышны, и в некоторых романах о войне Константина Симонова.

Другой известный в свое время советский поэт, комиссарствовавший в 1942–1946 годах, Борис Абрамович Слу́цкий, так же заполнял свой военный дневник жалобами на красноармейские зверства. Такое же лицо комиссарской национальности — Лев Копелев, обличал «русские зверства» в оккупированной Красной Армией восточной части Германии, так громко, что в конце войны угодил за это в лагерь. Откуда ему затем удалось перебраться в шарашку, где он трудился вместе с Солженицыным. При Хрущеве он стал, разумеется, диссидентом, эмигрировал в Германию. Оставил после себя трехтомник мемуаров, кстати, небезынтересных. Рекомендую достать и почитать.

Помимо комиссаров и политруков, защищали пленных немцев от красноармейских расправ, также и офицеры военной разведки и контрразведки, но те, понятно, из чисто утилитарных соображений.

Часть 6. Невыученные уроки Второй Мировой и Великой Отечественной войны, в плане национальной революционности и контрреволюционности и последствия этого

Стоило, закончиться Великой Отечественной войне, как правящая советская элита стала вновь возвращаться в прежнее состояние марксистко-интернационалисткого маразма. Самым наглядным проявлением этого стала отмена в СССР летом 1947 года, смертной казни.

С точки зрения, самой элементарной логики, для такого решения, в тот момент, не было никаких объективных оснований. Начиналась «холодная война», Западная Украина и Прибалтика были охвачены массовым антисоветским повстанческим движением. В старых советских землях процветал массовый вооружённый уголовный бандитизм, и для борьбы с ним ещё в конце войны в составе МВД было создано «Главное управление по борьбе с бандитизмом», имевшее свои подразделения во всех местных органах внутренних дел. Что же тогда заставило Сталина в такой обстановке отменить смертную казнь?