Маркус и Диана

«Дорогая Диана! — начал Маркус — Да, мне кажется, я теперь могу называть тебя просто Диана. Ощущение связи между нами, которой препятствует время и расстояние, усилилось после того, как я прочел твое последнее письмо. Я просто узнал в нем собственные чувства и впал в глубокую меланхолию, но одновременно испытал большую радость. Радость оттого, что ты существуешь. Теперь я скромно надеюсь, что ты тоже испытаешь такую же радость от моего письма. Диана, меня тешит слабая надежда, что я смогу подарить тебе немного непосредственности и жизнелюбия, которые нам так нужны, чтобы радоваться простым вещам. Я сам часто наслаждаюсь природой. Маленький цветок сон-травы с розовыми листьями и голубыми лепестками, карликовая береза, которая крепко цепляется за каменистую землю, ледник в его замерзшей красоте и солнце, когда оно, свежее и отдохнувшее, поднимается над горами. Когда я все это вижу, я понимаю, что живу! Что я и природа — это одно целое и что времени в каком-то смысле больше не существует. Да, Диана, я часто задумывался, что же такое время, и понял, что согласен с поэтом Гюннаром Райсс-Андерсеном, который сказал так: „Время — это расстояние в заколдованном пространстве"! Если ты понимаешь, о чем я. Ты — в Голливуде, а я — в Норвегии, но мы находимся в одном пространстве, а космические волны, которые соединяют твою жизнь с моей, не знают государственных границ. Я часто говорю: „Радуйся малому!"

Я знаю, что ты, как и я, ищешь смысл жизни, но я знаю также, что именно в этом ты его и найдешь. В маленькой птичке, сидящей на ветке перед твоим окном, в дуновении ветра, развевающего твои волосы, в доверчивом взгляде маленького поклонника. Если ты понимаешь, о чем я.

И не забывай, Диана, что, как бы ни было тяжело, где-то в мире живет маленький миллионер и думает о тебе.

С уважением, восхищением и искренней дружбой,

Маркус».

Они писали письмо два часа. Содержание придумал Сигмунд, но большинство предложений сформулировал Маркус. Он ведь был специалистом писать от чужого имени. Пока они сочиняли, ему казалось, что письмо великолепно, но, когда он прочел его вслух, он засомневался. Немного испуганно посмотрел на Сигмунда.

— По-моему, немного…

— Немного что?

— Немного по-взрослому как-то.

— То есть?

— Так по-взрослому, что даже как-то по-детски, если ты понимаешь, о чем я.

Сигмунд не понимал, о чем говорил Маркус.

— Оно взрослое, потому что Маркус Симонсен — очень взрослый мужчина. Ему… двадцать шесть лет.

— Двадцать шесть?

— Да, тебе тринадцать, так? И мне тринадцать с половиной. Миллионер Маркус Симон-сен — это ты и я вместе. Поэтому двадцать шесть. Он такой же умный, как я, и в три раза умнее тебя.

— Что?

— Я же в два раза умнее тебя, так?

— Нет, не умнее!

— Но у тебя больше фантазии, чем у меня, — успокаивая друга, сказал Сигмунд,— фактически в два раза больше.

Маркус не очень-то успокоился, но он не успел еще ничего сказать, как Сигмунд продолжил:

— Кстати, думаю, мы добавим еще десять лет, раз я такой зрелый. Ему будет тридцать шесть. Дай письмо.

Маркус дал ему письмо, и Сигмунд зачеркнул «маленький миллионер» и вместо этого написал «тридцатишестилетний миллионер».

— Ну вот, готово, — сказал он. — Заберу домой и распечатаю на папином компьютере.

— Привет!

На камне за их спиной появилась Эллен Кристина. Она была в синем купальнике и с мокрыми волосами. Сигмунд встал.

— Я думал, ты играешь в мяч с Райдаром.

Эллен Кристина откинула мокрые волосы со лба.

— Фу… — сказала она по-детски. — Можно здесь немного посидеть?

— Садись,— сказал Сигмунд. — Мы все равно уходим. Пошли, Маркус.

Маркус знал, что пока они шли к велосипедам, Эллен Кристина по-прежнему сидела на камне и неотрывно смотрела на море, не потому что ей хотелось сидеть, а потому что она так сказала и потому что она не хотела, чтобы Сигмунд обнаружил, что сказала она так из-за него.

— Может, нам вернуться? — спросил он.

— Зачем это?

— Ну да, — пробормотал Маркус, — правильно.

— Что правильно?

— Что у меня в два раза больше фантазии.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ