– Перед Новым годом? – девушка кивнула. Драгнил весело усмехнулся: – Такое разве забудешь?
На самом деле, ничего такого странного или страшного тогда не произошло. По крайней мере, на выставке. Да и потом тоже. И вообще, подобное могло случиться с каждым, но «повезло» именно Люси.
Тот Новый год мисс Хартфилия, студентка первого курса Академии Искусств, решила справлять в шумной и весёлой компании своих одногруппников. И вовсе не потому, что её не любили или не ждали дома. Скорее, наоборот – любили и ждали слишком сильно. Она была единственным ребёнком в семье, долгожданным и выстраданным (Лейла, мать Люси, долго не могла забеременеть), а потому особенно любимым и опекаемым. Умеренная строгость в воспитании не позволила сделать из неё эгоистку, как это бывает часто с детьми достаточно обеспеченных родителей, а хорошее классическое образование развило имеющиеся задатки, превратив со временем открытую светлую девочку в не менее милую девушку, счастливо дожившую до восемнадцати лет в мире с собой и окружающими.
Однако, переступив порог совершеннолетия, Люси захотела свободы. Нет, не той, что получает пернатое создание, покинув золотую клетку – её дом никогда не воспринимался девушкой в таком свете. Разве может быть клеткой или тюрьмой место, где тебя искренне любят? Но в какой-то момент мисс Хартфилии захотелось выйти из-под опеки родителей – частично из желания попробовать чего-то другого, отличного от её привычной жизни, а заодно проверить свои силы. Родители не препятствовали этому, хотя и не воспринимали всерьёз, но всячески поддерживали. Поэтому и к решению дочери встретить праздник в кругу новых друзей отнеслись спокойно. Люси пообещала, что обязательно навестит их в короткие январские каникулы, приехав хотя бы на пару дней, и на этом этот вопрос был закрыт.
Тридцатого декабря судьба решила сделать молодой художнице подарок в виде передвижной выставки одного из её любимых художников – Константина Васильева. Она узнала об этом совершенно случайно, поэтому у заглянувшего в гости Нацу просто не осталось выбора: он был крепко схвачен за руку и утащен в галерею.
Картин было немного – около пятнадцати, но даже такое небольшое количество полотен они рассматривали не меньше двух часов. Девушка буквально зависала перед каждой, выпадая из реальности и никак не реагируя на внешние раздражители. Драгнил терпеливо топтался в сторонке, не выказывая, впрочем, ни особой радости, ни недовольства. И лишь у последней – «Гадание» – сказал вслух, скорее, размышляя, чем спрашивая, и практически не надеясь на ответ:
– Насколько я понимаю, яркое освещение в зале нужно для того, чтобы лучше видеть картины?
– Что? – вздрогнула Люси. Молодой человек повторил вопрос. Художница кивнула, подтверждая его догадку, и поинтересовалась в свою очередь, как, по его мнению, можно ещё рассматривать полотна.
– Представь, – понижая голос и подходя вплотную, хмыкнул тот, – что ты смотришь на неё, находясь одна в тёмной комнате, которая освещается тонкой церковной свечкой, за окном воет ветер, а в стекло, словно замёрзший пёс, скребётся снег…
На воображение мисс Хартфилия никогда не жаловалась. Поэтому описанную картину увидела настолько ясно, что невольно передёрнула плечами, почувствовав пробежавший между лопатками неприятный холодок, и тихо выдохнула:
– Жуть какая…
– Испугалась? – задорно улыбнулся Нацу, аккуратно подталкивая девушку к выходу. Та не сопротивлялась, всё ещё находясь под впечатлением от представленного. Но окончательно пришла в себя лишь в маленьком кафе, куда парень затащил её выпить кофе. Там же он и уговорил Люси сходить на открытый каток в городском парке.
Часы показывали около трёх пополудни, когда, переобувшись, друзья ступили на лёд. Времени на катание оставалось не больше часа – в пять девушка должна была быть на работе. И на последнем круге произошло то, что иначе, как роковой случайностью, язык назвать не поворачивался: правый конёк попал в выбоинку на льду, Люси неудачно повернулась, испуганно вскрикнула и упала. Самостоятельно встать она уже не смогла. В больнице, куда привёз её Драгнил, девушке поставили диагноз: «Перелом», наложили гипс и отправили домой. Бедняжке осталось только тяжко вздыхать над загубленными праздниками, мысленно прощаясь с набором красок и новыми сапожками: на то и другое художница откладывала деньги, которые теперь придётся отдать за квартиру – о работе на месяц можно смело забыть.
Однако грустить и скучать ей не дали. Нацу, как настоящий друг, отменил все свои планы, чтобы Люси не осталась одна в новогоднюю ночь. Они провели вместе весь следующий день, болтая обо всё на свете, а ближе к полуночи завалились с шашками и бутылкой шампанского на софу в студии, заедая шипучий напиток ароматными сочными апельсинами…
Девушка положила голову другу на плечо и вздохнула:
– Мне кажется, это был лучший Новый год в моей жизни…
– Как думаешь, там есть мармеладка со вкусом апельсина? – легонько щёлкнув её по носу, спросил Драгнил. Люси рассмеялась: