Марна

Предположим, что две дивизии в развернутом боевом порядке наступают друг на друга в неясной обстановке встречного боя. Допустим, что благодаря благоприятному стечению обстоятельств, например удачному расположению одного из батальонов, одной из сторон удалось направить этот батальон для удара во фланг наступающей дивизии противника. Конечно, такая сила, как батальон, недостаточна для флангового маневра, и если противник соблюдает осторожность и ведет разведку, он своевременно узнает об угрозе и легко ее отразит. Но если батальон, например, используя туман, внезапно обрушится на фланг движущейся дивизии и прорвется в ее тыл, противник, не зная, в чем дело, не представляя, с какими силам он столкнулся, может наделать немало глупостей: он спутает свой боевой порядок и в невыгодной обстановке получит уже решающий удар — с фронта от наступающих ему навстречу главных сил неприятельской дивизии.

Вот это примерно и случилось в сражении на Марне осенью 1914 года, только, разумеется, в более сложном виде и грандиозном масштабе. Марнское сражение является классическим примером действия внезапности на неподготовленного к ней противника.

Мы видели, как накануне Марнского сражения обстановка невыгодно складывалась для германских армий. Помимо охватывающего положения, союзники имели теперь и численный перевес, и при этом на западном крыле, где по плану войны немцы должны были иметь решающий перевес в первых сражениях. Этот факт сам по себе уже означал крах германских планов воины. Как возникло такое положение? На этот вопрос можно ответить так.

Германские армии победоносно двигались к Парижу. Ослепленное своими успехами германское главное командование не обеспечило твердого руководства этим движением, которое совершали пять армий, растянувшись на фронте в несколько сот километров. Движение оказалось не таким простым, как выглядело на штабные картах: пришлось преодолевать крупные водные преграды, преодолевать их в тяжелом бою с упорным противником; пришлось выдержать немало, других боев, выделять значительные силы против стоявших на Пути движения крепостей, совершать напряженные марши, чтобы догнать быстро уходившего противника, и пр. Лишенные твердого управления командующие отдельными германскими армиями увлеклись частными задачами и потянули к себе силы своих соседей, забывая о поставленной им главной задаче. Вследствие этого германские армии стали обиваться к востоку вместо того, чтобы держаться указанного им направления на юго-запад — к Парижу. Они в своем движении равнялись не направо, а налево.

Командующий правофланговой 1-й армией, ген. Клук, потеряв соприкосновение с ушедшими далеко на юг англичанами, увлекся, подойдя к Парижу, преследованием 5-й французской армии, которая отходила восточнее английской, и, не обращая внимания на Париж, стал обходить его с востока. 5 сентября 1-я армия была уже южнее Марны. Германские армии втиснулись, таким образом, в пространство между Парижем и Верденом, продолжая наступление к югу сбившейся, неупорядоченной массой. 4 сентября Мольтке, получивший к этому времени данные разведки о скоплении французских сил у Парижа, отдал приказ, согласно которому две правофланговые армии должны были повернуться фронтом к Парижу, с расположением 1-й армии между Марной и Уазой, 2-й — между Сеной и Марной; в центре 3-я армия должна была продолжать движение прямо на юг; две прочих армии — 4-я и 5-я — должны были наступать на юго-восток. Эту директиву армии получили в самом начале Марнской битвы, и она еще более увеличила общую неразбериху.

Было бы ошибочно представлять себе, что союзные армия в этот период были в лучшем состоянии. В пограничном сражении они потерпели жестокое поражение. Сгрудившиеся в северо-восточной части Франции французские армии оказались обойденными слева подавляющей массой корпусов противника. Как это часто бывает в первые дни войны, самые элементарные требования уставов о разведке и охранении были забыты военачальниками, и корпуса, захваченные врасплох на марше, после беспорядочного боя, едва успевали откатываться назад. Германские тяжелые полевые гаубицы производили сильнейшее действие на необстрелянные французские войска. Французская артиллерия, сплошь состоявшая из 75-мм пушек, даже не успевала вступать в бой. Английский экспедиционный корпус, прямо с кораблей попавший на поле боя, потерпел тяжелое поражение и едва был способен продолжать борьбу.