Мародер. Каратель

Наутро, отправляясь за водой, Ахмет повесил на плечо «ижака». Смешно было себе в этом признаваться, но сегодня проходить мимо «женсовета» без ружья ему что-то не хотелось. «Женсоветом» именовалась толпа старого (и не очень) бабья, подолгу не расходящаяся от проруби набравши фляги. Как любая толпа, не загнанная в рамки чьей-нибудь твердой волей, эта кучка баб по давней советской традиции пыталась выстраивать любого, ходившего за водой на «их» прорубь. Ахмет с Самого Начала с брезгливым восхищением наблюдал за их шакальей повадкой. В первые недели, когда всё было смутно и неясно — бабы вели себя тише воды, выбираясь на улицу, неслышными тенями жались к домам. Зато сейчас… Они очень технично сводили счеты с каждым, умудрившимся перейти им дорогу. Столкнувшись с кем-либо один на один или без подавляющего преимущества, они не заходили дальше визгливого мата и шипенья в спину. Но, собравшись на водопое, они представляли собой, как ни смешно — силу; и меньше чем за неделю зашугивали до хожденья по струнке любого строптивца. Или строптивицу — но такой случай был только раз, в начале зимы, Ахмету привелось стать свидетелем. Бабы избили и столкнули в прорубь какую-то молодую девку. Чём она провинилась — Ахмет не понял, задумавшись в медленно ползущей очереди, обратил внимание только тогда, когда в общем-то привычный гвалт взмыл до совершенно обезьяньих нот. Очередь рассыпалась; впереди, у самой проруби, слышались часто падающие удары, перемежающиеся воем боли и яростными воплями десятка общественниц. Тяжко всплеснуло. …Бачок поди столкнули, дуры. Теперь полный не вытащить, судя по всплеску — литров на сорок, наполовину как минимум слить надо. Вот хуй я позволю снова набирать — пусть по новой в очередь…Вдруг стоявший впереди Ахмета дедок в драповом пальто резко стартанул и с криком: «Вы шшо дуры творитя?!» ввинтился в толпу у проруби. На несколько мгновений коридор, пробитый в толпе дедком, приоткрыл мокрый вал намерзшего вокруг майны льда. Над чёрной парящей водой мелькнула мокрая голова и кусочек синей куртки, и снова пропали, заслоненные драповой спиной дедка. …Ёп! Да они эту девку топят, которая впереди шла! Во сучары охуевшие! — уже на бегу думал Ахмет, выбирая наиболее выгодную траекторию. Его тело быстрее мозга просекло ситуацию, и на пути к проруби приземлило с полдесятка потенциальных противников — кого бортанув по-хоккейному, а кого и локтем в рыло. Всё правильно — тыл должен быть зачищен, сейчас ведь к воде наклоняться. Впрочем, особо наклоняться не пришлось — дедок успел наполовину вытащить девку, и Ахмет лишь довершил начатое, мощным рывком за брючной ремень выдернув её из воды. На глаза попалась девкина белая пластиковая канистра. Ахмет сунул её владелице в синие руки и велел, перекрикивая злобный ор общественниц, бежать домой:

— Всю дорогу бежать, поняла? Давай, давай отсюда, пошла.

Та ничего не соображала: зрачки на полглаза, зелёные сопли до подбородка, волосы уже прихватило к ушам. Мокрый дедок подхватил свое пустое ведро и взял парящую девку под руку.

— Пойду от греха, и эту вон доведу. Бежать, куда ей бежать. Вона как отходили. Ты бы тоже шел, сынок.

— Ничё, воды ещё не набрал. Вы давайте ведите её, простынет к ебеням.

Проводив взглядом ковыляющую к берегу парочку, Ахмет наконец посмотрел в сторону активисток, старательно добивающихся его внимания. Те были взбешены — это что ещё такое! Мало того, что кто-то посмел вмешаться в установление ими порядка, так он ещё и РУКУ ПОДНЯЛ! На ЖЕНЩИНУ! Да ещё, можно сказать, на ИХ территории! Вон, только гляньте: у Галины Алексеевны зуб выбит, это ж надо! А Зина-то — до сих пор встать не может, как он её толкнул! И главное, кто посмел?! Какое-то говно! Сопляк! Ёбаная чурка из углового, морда нерусская, у него, люди говорят, целая комната краденой тушенки в квартире! Вот сидел бы и жрал свою тушенку, лезет он тут ещё!