Мародёр (СИ)

— Мечтал! — кивнул призрак. — Но я ошибался. Все бессмертие не стоит одного глотка вина, одного прикосновения любимой женщины, одного куска мяса, запеченного под сыром. Одного поцелуя. Это важно, а бессмертие — это ерунда. Что оно тебе даст, когда тебе за семьдесят? Будешь тысячи лет, шаркать ногами по замку? Ты даже с ума сойти не сможешь. И хорошо, еще, если это будет во воплоти, а если как у меня? нет, бессмертие того не стоит. Если ты его хочешь, я бы с радостью поменялся с тобой местами, но даже я, как мародер не знаю, как. Пойдем, я научу тебя всему, что знаю. Пойдем, солнце уже на подходе. Пойдем.

— Еще вопрос. Зачем тебе меня учить?

— Хочу передать все что знаю в надежные руки.

— Ты видишь меня первый раз.

— И последний! — громыхнул призрак. — но ты мародёр. Ты последний мародер. И я не хочу, чтобы то, на что я потратил тридцать лет своей жизни исчезло просто так. Тридцать лет. Я мог бы эти тридцать лет жрать кабанчиков на запеченных на костре. Я просто хочу, избавиться от голода в желудке и от воспоминаний в голове.

И мне он казался в тот момент достаточно искренним. И я ему поверил. Я оторвался от саркофага, хотя хотелось залезть внутрь и прилечь рядом с мертвыми костями. Скользя на перепачканном жижей из слизистых выделений птичек и паучей крови дошел до лестницы. Мысленно обругал призрака, что он занял место как раз напротив и придется ковылять через весь балкончик. Дошел до него.

Призрак поднял руку, ткнул в едва заметную загогулину на стене.

— Нажмешь сюда. Откроется потайная дверь, за ней воин, точнее его скелет, закованный в цепи. Не пугайся его, он не страшный, он давно мертвый. Он нужен нам для эксперимента, — он взглянул на меня и увидел пустоту в моих глазах. — Он нужен нам, чтобы ты на нем испытал свои умения. Дознавателя можно не пробовать, он все равно ничего не скажет, слишком много времени прошло с его смерти. А все остальное да. Что у тебя еще есть?

— Откуда ты знаешь про дознавателя?

— Это первое что получает новоявленный мародер. Это и трофеи. Все остальное это уже вторично. Она, обычно выдает Нить. Тебе ведь она ее дала?

— Она? Богиня? Она что не первый раз такое проворачивает? — я снова прикусил язык. Что-то я сегодня слишком разговорчив. Устал, наверное, попробуй как покроши столько тварей в капусту.

— Не первый. Но боюсь, что один из последних. У нее не должно было остаться ядер уже сейчас. Я думал, что она израсходовала последнее на меня, но…

— Ты же не стал мародером?

— Не стал. Не стал! Потому как ядра я, так и не получил. Она передала его, но посыльный не довез.

— Сам съел?

— Возможно, но мало вероятно. Я слишком стар. Я давно не говорил. я устал от разговоров. Идем, юный мародер, все же пора учиться.

Призрак поглядел на меня странно прищурившись.

— Значит все-таки она. Неугомонная стерва! Не успокоится ведь пока своего не получит. Думаю, настало время облегчить ей задачу и пусть она уже получит то, что хочет.

Я открыл рот, чтобы спросить, а чего она хочет, но не успел. Призрак взмыл под потолок, как-то потревожил кучку птичек, развернулся на месте и рухнул на меня.

Лучше бы я умер. Лучше бы меня сожрали пауки. Ну почему я не дал себя прикончить сморщенному коротышке? Мог бы тело свое пожертвовать юному богу. Мне то было бы все равно, чего он планировал, но то что все радости жутко болящего тела достались бы ему, сильно бы грело мою душу. Но, нет, я решил все сделать правильно, отбился от пауков, сам прикончил коротышку, и раздавил башку божку.

Кстати, а почему я убил его именно так? Я раз за разом задавал себе этот вопрос и не находил на него ответа. В тот момент, когда я ставил ногу ему на голову мне все казалось естественным и правильным. Я точно знал, что делаю, точно знал почему делаю и точно знал, что так и надо. Я испытывал ни с чем не сравнимое наслаждения слыша, как хрустит его еще не совсем сформировавшийся череп, как ломаются лишь немного затвердевшие хитиновые пластины, как трещат хрящи, как нога превращает его мозг в липкую кашицу. И я знал, что делаю все правильно.

Когда же кураж схлынул, и на место возбуждению от боя пришло спокойствие, я испытал, нет, не отвращение к себе, но неприятие, не понимание. У меня в руке был нож, и я мог бы перерезать ему глотку, как сделал это обезьяне, мог бы воткнуть нож ему в сердце, если оно у него было, но я раздавил ему голову. Ногой. Не взял камень, от плиты саркофага, не выломал его из колонны, не проткнул мозг уродца посохом коротышки. Нет. я сделал так как сделал и был этому вполне рад, совершенно не переживая.