Мародер

Не перестаю восхищаться местной кухней. Отбивные были теплыми, сочными, овощи в салате свежими, хрустящими, с неповторимым вкусом живой растительности. Такое может понять только человек, который все детство и юность глотал жиденькую похлебку из переваренного мутагенного лишайника.

Когда я голоден и ем в одиночестве, во мне просыпается неуемная жадность. Ужин я проглотил в одно мгновение, естественно, не насытился, но в еде стараюсь себя ограничивать. Обрастать жирком при моей работе – непозволительная роскошь. Пиллиджер, который утратил сноровку, растолстел, стал неповоротлив, приобрел одышку, уже не пиллиджер. Надо, надо приучать себя есть медленно и понемногу, хотя я не уверен, что у меня это когда-нибудь получится. До конца жизни не утрачу жадности к еде. Любой реликт со мной согласится.

Я настолько потерял контроль над собой, что чуть не вылизал все тарелки, но вовремя спохватился. Стоит расслабиться один раз в одиночестве, как это может повториться на людях. И все же маленькую слабость я себе позволил, кусочком хлеба вымакав досуха соус. Добрая тут еда.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Проснулся я точно в половине восьмого по биологическому хронометру. Принял душ, побрился, оделся, взял кейс и вышел из номера ровно в восемь ноль две, ни на йоту не отступая от рекомендаций вариатора. График есть график. Неукоснительное соблюдение графика во время акции – основа благополучия пиллиджера.

Закрывая двери номера, я загадал: если не встречу сэра Джефри, все пройдет как по писаному. А если встречу… Черт, а если встречу?! Об отмене акции не может идти речи. И не только потому, что затратил па ее подготовку два с половиной месяца, днями и ночами скрупулезно обсчитывая вероятности. Наиболее весомым аргументом было то, что моих финансов, по самым радужным подсчетам, хватило бы месяца на два, а за это время разработать новую акцию практически невозможно. Если же попытаться, то все равно всех нюансов не учтешь, и это почти то же самое, что идти на акцию совсем без проработки вероятностей. И где гарантия, что в следующей акции рядом со мной не окажется еще один конкурент или инспектор службы стабилизации? То-то и оно…

Спускаясь на лифте, я заметил, что верхняя пуговичка на кителе лифтера болтается на ниточке, но ничего не сказал. Что можно сказать, если в настоящей реальности меня рядом не было? Пока все шло, как и предсказывал вариатор, и незачем дестабилизировать сущность.

В холле тоже ничего не изменилось по сравнению с версией вариатора. Портье Салли разговаривала по телефону, администратор Бэрни что-то объяснял симпатичной девушке из триста третьего номера. Никоим образом ни администратор, ни молодая постоялица отеля, ни их разговор меня не касались, поэтому содержание разговора выветрилось из памяти, и осталось только знание, что девушка из триста третьего номера. Бесполезное знание, но памяти не прикажешь. Пара постояльцев, степенно беседуя, сидели на диване, пили кофе. Еще один сидел в кресле у окна, читал газету. За прилавком сувенирного киоска скучала продавщица. Сэра Джэфри нигде не было. И к лучшему.

«Если сейчас откроется входная дверь, – загадал я, – и войдут…»

Входная дверь распахнулась, пропуская носильщика с двумя объемными чемоданами. За ним показалась пожилая чета туристов. На властном лице жены застыла гримаса вечного недовольства, фигура мужа выражала беспредельную покорность судьбе. Женщина спесивым взглядом окинула холл и не заметила, как зацепилась полой жакета за ручку двери.

– Эндрю! – во весь голос возмутилась она, оборачиваясь к мужу. – Что ты меня дергаешь! Вечно ты со своими шуточками!

– Дорогая, это не я, – с обреченным спокойствием пояснил муж, отцепляя полу жакета.

Администратор Бэрни прервал объяснения, посмотрел на шум, понимающе улыбнулся и снова повернулся к девушке.

Я тоже улыбнулся и, обойдя пожилую чету, направился к выходу. Пока никаких отклонений в версии не наблюдалось. Хорошо бы все шло так до самого конца акции.

– Доброе утро, сэр, – приветствовал меня на ступеньках швейцар.

– Доброе утро, э… – Я посмотрел на визитку швейцара. – Том.

– Решили посмотреть достопримечательности города? – поинтересовался он. По висевшему у меня на груди фотоаппарату швейцар определил меня в туристы, и кейс в моих руках не поколебал его уверенности. – Такси? – предложил он.

– Нет, спасибо, пройдусь пешком.

Знал бы швейцар, что это за «фотоаппарат»…

– Удачной прогулки.

– Благодарю.

Происходившее вокруг по-прежнему ни на йоту не отклонялось от версии.

В кафе за углом я сел у окна, заказал лазанью и кофе. Официантка принесла лазанью, начала наливать кофе. Лицо у официантки было хмурым из-за утренней ссоры с мужем, и я, чтобы не нарваться на остатки ее раздражения, перевел взгляд за окно.

По тротуару шла не в меру полная негритянка в неприлично обтягивающем летнем платье и туфлях на высоких каблуках. Двое мальчишек пробежали мимо, толкнули ее, она оступилась, подвернула ногу и сломала каблук.

– Нечего с такой фигурой надевать туфли на высоких каблуках, – фыркнула официантка.