Я выбросил в дыру все, что было на столе, за исключением самого стола. Я знал: именно за ним Бекки и Брэндон вместе со всей остальной семьей обменивались новостями и ели шоколадные конфеты, поэтому я перевернул его пинком, так что осколки стекла брызнули во все стороны. Потом мое внимание привлек телевизор — сорок с лишним дюймов по диагонали — и DVD-плеер. Я открыл ящичек под плеером и провел лучом фонаря по названиям дисков. «Русалочка» полетела в дыру. «Спящая красавица» — тоже. «Пиноккио» — туда же. «Аладдин» — туда же.
Затем я отправился на кухню, где обнаружил изящный китайский сервиз и переправил его в дыру блюдце за блюдцем и чашку за чашкой. За ним последовали ножи. У хозяев были дорогие наборы из тех, где каждый нож больше и хитрей предыдущего. Я выбросил нож для масла и нож для хлеба, потом кривой резак. Дальше пошли разделочные ножи, все больше и острее, пока я не добрался до такого гигантского тесака, какого еще в жизни не видел. Я осветил его фонарем, подняв, как самурайскую саблю. Его я выбрасывать не стал.
Подойдя к дивану, я вспорол первую подушку и выкинул в дыру то, что от нее осталось. Потом продолжал в том же духе, вспарывая одну подушку за другой, пока белый пух не разлетелся по всей комнате. Я стоял посередине комнаты, держа тесак наперевес, когда на лестнице послышались шаги Дэнни.
— Я готов! — крикнул он. — Все обработал.
— Я тоже.
Он ускорил шаг, направляясь ко мне с подпрыгивающим в руке фонарем.
— Ты где?
— В гостиной.
Он появился в поле зрения, осветил фонарем меня и тесак. Я увидел, что на нем огромная фиолетовая рубашка-поло и не то пять, не то шесть галстуков. Его драные кроссовки исчезли, уступив место новеньким мокасинам. Два ремня из тех, о которых он говорил с такой нежностью, были обмотаны вокруг его головы и блестели, как блестят вещи из натуральной кожи высокого качества. Он нацепил очки — женские, хозяйкины, кем бы она ни была, и мне захотелось сорвать их с его лица. Я сделал шаг вперед, замер, выдохнул. Из его переполненного мешка, насмешливо посверкивая на меня пряжками, свешивались остальные ремни.
— Все нормально? — спросил он.
— Работаю.
Он покосился на черную дыру, поднял бровь и двинулся ко мне. Похоже, он заметил безумие в моих глазах, и это заставило его на секунду коснуться своего пояса, где был спрятан пистолет.
— Ну и погром ты учинил.
— Мне тут не понравилось.
— А нож? — спросил он.
— Нож нравится.
Он умолк, не сводя с меня глаз, и в это время где-то в доме что-то разбилось.
— Сваливаем, — сказал он.
Я повернулся к темному коридору, ведущему в гараж, и пошел туда. Опять грохот. Я остановился.
— Пора, — сказал Дэнни.
Я снова пошел дальше, вытянув тесак перед собой, не очень понимая, зачем, только зная, что уничтожу источник этого шума.
— Дай ключи, — сказал Дэнни. — Я сваливаю.
Я достиг двери.
— Ключи!
Я взялся за ручку, потянул и с удивлением услышал, что Дэнни идет за мной, бормоча: «Ну мудак. Ну мудак».
Я повернул голову и увидел, как он вытаскивает из-под рубашки пистолет. Он посмотрел на него, слегка растерянно, потом направил на дверь. Пистолет дрожал, но Дэнни не опускал его, вынужденный быть тем, кем он всегда хотел быть.
— Ладно, — сказал он. — Давай.
Я надеялся, что оно — там, за дверью, — будет сопротивляться и заставит меня сделать то, на что я сам никогда бы не отважился. Опять треск, точно оно бросалось на стены. Я сжал тесак, а Дэнни постарался унять дрожь.
— Я еще ни разу не стрелял, — сказал он.
— Это просто, — сказал я. — Целишься и стреляешь. Ты сможешь.
— Да, — сказал он, качая головой, словно не верил сам себе. — Я смогу.
Я толчком распахнул дверь и вошел в домашнюю прачечную, где из-за сушилки на меня уставились два моргающих черных глаза. Это был темно-рыжий чихуахуа, съежившийся в комок, дрожащий почти так же сильно, как Дэнни.
— Трикси, — сказал я.
Отступив вбок, я освободил проход своему другу. Все еще держа пистолет прямо перед собой, Дэнни шагнул вперед и навел его на Трикси.
— Уроды, — сказал он.
Он проводил собаку пистолетом, когда она встала и подошла к своей миске — пустой. Она гавкнула раз, другой, а потом прыгнула, врезавшись в стиральную машину.
— Бекки и Брэндон тебя бросили, — сказал я.
Она прыгнула опять, потом опять, и пистолет Дэнни подпрыгивал вместе с ней.
— Эту туда же, — сказал я.
Дэнни поглядел на меня и, улыбнувшись, спрятал пистолет.
— Валяй, — сказал он. — Работай.
Я уронил тесак на сушилку и поймал Трикси, когда она прыгнула снова. Она ткнулась в меня носом и лизнула мне руку в благодарность за то, что наконец покидает свою тюрьму. Я вышел, гладя ее по маленькой головке, и Дэнни двинулся следом, подзуживая меня.
— Давай, кидай, — сказал он. — Или подбрось, а я ее туда ногой забью, как мяч.
— Хочешь в дырку, Трикси?
Трикси тявкнула, посмотрела на меня, повиляла хвостиком.
— Хорошая девочка.
— Давай, кидай эту сучку.
Дэнни выхватил у меня фонарь и поднял его вместе со своим, высветив ими дырку, как прожекторами. Трикси залаяла, пытаясь вырваться.
— Чует, сучка, — сказал Дэнни.
Я сжал ее грудную клетку, почувствовав, какая она маленькая.