Марокко - красная земля

За время французского протектората Уджда была превращена в современный город. Тот, кто хочет жить в Марокко, не отказываясь от европейского комфорта, может по телеграфу заказать себе в Уджде удобный номер в отеле со всеми европейскими удобствами. Он не будет разочарован.

Побываем еще в двух городах Марокко, лежащих на юге страны, на границе умеренного и жаркого поясов. Они привлекают не великолепными памятниками или интересным прошлым, а своим видом и обычаями жителей, типичными для Сахары. Кроме того, тот, у кого глаз чувствителен к краскам, полутонам и тончайшим оттенкам, сможет здесь, как нигде, любоваться великолепным зрелищем восхода и захода солнца. Это настоящий рай для художника!

Первый из этих городов — Тарудант, земледельческий центр бледа и плодородной долины Сус, расположенной вдоль уэда того же названия. Находясь в 200 километрах к югу от Маракеша, Тарудант был бы печью, отдающей зной Сахары, если бы от ее дыхания не прикрывали его отроги Высокого Атласа и Антиатласа, если бы не был он открыт свежему ветру с Атлантики, если бы не был довольно высоко расположен (230 метров) и богат водой. Поэтому, несмотря на соседство с Сахарой и южное положение, климат в Таруданте вполне сносный, с точки зрения европейца, а растительность до того буйная, что просто ошеломляет своей пышностью и богатством. Это самая настоящая теплица, только что без стеклянной крыши.

Вокруг города раскинулись сады, рощи, оливковые плантации, поля. Внутри живописных городских стен, усеянных зубцами и башнями с множеством ворот, живет около 10 тысяч человек, в том числе 100 европейцев.

Кроме садоводства и земледелия население Таруданта занимается еще тем, что шьет бабуши и кожаные сумки, лудит котлы, делает арабское оружие, особенно кинжалы с инкрустированными серебром ножнами, а также богато разукрашенную медную посуду.

Еще дальше на юг от Таруданта, в 102 километрах от Агадира и в 300 километрах от Маракеша, у подножия Антиатласа лежит Тизнит. Граница испанского Рио-де-Оро, расположенного между Атлантическим океаном и Сахарой, находится совсем рядом.

Французские путеводители предостерегают туриста, сообщая, что Тизнит "еще не открыт для европейской цивилизации". Вот поэтому-то здесь явственнее, чем где бы то ни было, можно увидеть Марокко без европейской косметики и помады, таким, каким оно было столетия назад. В Тизните в отличие от Таруданта нет и 100 европейцев. В мою бытность в Тизните из европейцев там жили хозяин постоялого двора — португалец и командир воинской части. Третьим был я.

Между расположенным невдалеке утопающим в зелени Тарудантом и Тизнитом, где дает себя чувствовать близкое, ничем не смягчаемое дыхание Сахары, чудовищный контраст. Ощущение такое, будто ты вышел из красивого сада, полного зелени и цветов, и попал под сирокко, секущий песком и сбивающий с ног. В Тизните нет гор, оливковых рощ, садов, пальм. Вблизи от него Сахара обрывается у берега океана: безмерные просторы песка и безмерные просторы воды без каких-либо переходов и преград между ними.

В памяти моей Тизнит запечатлелся не только своей — архитектурой или воротами, в которые ветер бьет зернистым песком, принесенным из глубин Сахары. В Тизните я стал свидетелем необычайного празднества.

Ночь. Полнолуние. На четырехугольной площади, окруженной домами без окон, — молчаливая толпа людей, насчитывающая, может, пять, а может, шесть или семь тысяч. Они стоят вплотную, мужчины и женщины, много, очень много африканцев. Не знаю, что это за праздник. Я не хочу, да и не могу спрашивать. В муравейнике этом нет ни одного европейского лица.

Внутри четырехугольника домов — четырехугольник людей, а в нем — пустое пространство. Одну из сторон человеческого четырехугольника составляют сидящие в ряд седовласые и седобородые старцы. Подле них стоят музыканты с примитивными барабанами, с палочками, загнутыми крючком, и пищалями.

С противоположной стороны какими-то неестественными прыжками то приближается, то удаляется, то снова приближается и снова удаляется ряд танцоров, украшенных венками из листьев и злаков. Барабаны звучат то тише, то громче, ни на минуту не смолкая, не изменяя ритма. Слитные движения изгибающейся в танце шеренги напоминают океанскую волну, ударяющуюся о берег и отступающую назад с тем, чтобы через мгновение вернуться вновь.

По сторонам горят костры, с неба льется серебряный волшебный свет луны.

Гудят, рокочут барабаны. Пляшут, извиваясь, танцоры. Когда один из них, обливаясь потом, уходит, не в силах больше держаться на ногах, его место тут же занимает другой. Танец продолжается. Невозмутимо сидят старцы.

Рокочут, рокочут барабаны. Проходят часы… Луна достигла зенита. Миновала зенит. Склоняется к западу. Горят костры, старцы сидят, неподвижные, как статуи, ряд танцоров колышется, колышется непрестанно… Он то приближается, то удаляется в каком-то безумном, лунатическом танце, словно завороженный ритмом и движением.