Маросейка,12: Операция «Зеленый лед»

Узнав о смерти Тарчевского, Лилия Константиновна, бывшая жена руководителя «Самоцветов» Бурмистрова, в очередной раз приехала в церковь и упала на грудь отцу Игнатию. Она с удовольствием осталась бы на этой груди навсегда, так ей нравился этот поп. Теперь, когда она жила в одиночестве, у Лилии Константиновны вдруг обнаружился необъятный запас женской нежности, которую надо было на кого-то тратить.

Конечно, она, как и прежде, любила командовать. Что и делала, периодически наезжая в семью своего старшего сына. Уж там-то она давала себе волю! Невестка была деликатной, высокообразованной женщиной, ей даже нечем было ответить Лилии Константиновне – гена агрессивности у нее не было совсем. Она только всегда удивлялась напору этой грузной женщины и стойко и деликатно переносила это временами сваливавшееся на нее несчастье. Раз и навсегда запомнив завет своих профессоров-родителей – не грубить старшим, она твердо решила следовать ему всю жизнь. А зря. Не правы порой интеллигентные родители. Не знают они русскую народную пословицу: «С волками жить, по-волчьи выть». А народ – он ведь что тот самый младенец, устами которого глаголет истина.

Так вот, каждый раз возвращаясь к себе после удовлетворения инстинкта подавления окружающих, Лилия Константиновна с новой силой ощущала в себе совсем другой инстинкт – инстинкт нерастраченной нежности. А поскольку внешность ее и преклонные года не позволяли ей ждать ответных чувств от окружающих мужчин, то она и стала изливать свою нежность на отца Игнатия, благо на груди его всегда можно было поплакать – это, кстати, входило в его обязанности. За ту кругленькую сумму, которую всегда отдавала ему Лилия Константиновна, не оставленная материально своим бывшим мужем, отец Игнатий стойко терпел ее слезы и всячески наставлял ее страдающую душу на путь истины.

Конечно, порой ему очень хотелось, чтобы Лиля исчезла навсегда. К тому же она была настолько утомительна, а изо рта у нее временами так гадко пахло, что так и хотелось купить ей «Орбит шугар фри». Но исчезни она – и с ней вместе исчезли бы и ее деньги. Вот ведь! Не дает Бог всего, чего мы хотим, сразу. Когда же Лилия вдруг решила перейти в еще более ближний бой, решив, что ее любовь может стать священнику наградой, отцу Игнатию пришлось с ахами и вздохами сказать ей, что, к сожалению, он дал обет безбрачия и не может обмануть Святую Троицу: Бога Сына, Бога Отца, а тем более Бога Святого Духа. Лилия Константиновна стойко перенесла отказ, стала делать еще большие пожертвования, но все равно при каждом удобном случае продолжала падать отцу Игнатию на грудь.

Узнав о смерти Тарчевского, она упала на эту грудь в очередной раз. Лилия Константиновна сообщила своему священнику, что она точно знает, кто убийца несчастного Бори, и вслед за тем рассказала отцу Игнатию длинную и леденящую душу историю ненависти Рудина к Тарчевскому.

Интуиция пастыря человеческих душ подсказала отцу Игнатию, что все, что сейчас рассказала ему его прихожанка, является истинной правдой. А интуиция отказывала отцу Игнатию крайне редко, это он хорошо знал. Поняв, что жизнь дает ему шанс разбогатеть, отец Игнатий долгие часы ходил из угла в угол, обдумывая план действий. И он его продумал до мелочей. План был прост и хорош. Он позвонит убийце, как следует его припугнет, и тот выложит за молчание кругленькую сумму.

Интуиция у отца Игнатия действительно была редкостной. Она не отказывала ему никогда. Хуже у пастыря обстояло дело с мозгами.

– Так кто же твоя прихожанка? – спрашивал безжалостный Рудин одуревшего от страха отца Игнатия.

– Но это же тайна исповеди.

Поп тут же защитил лицо обеими руками, но Рудин и не думал больше его бить. Он знал, что и так узнает сейчас все.

– Лилия Константиновна. Знаете ее? – проскулил отец Игнатий, обрадованный, что не получил никакого удара.

– Тьфу, черт! – сплюнул Рудин. – А ты, поп, оказывается, дурак! – Он отошел от него к окну. – Ой какой ты дурак…

Последнюю фразу Рудин отнес скорее к себе, чем к попу, но тот радостно закивал.

– Ага, ага! Дурак! Не подумал! – заскулил отец Игнатий. – Может быть, я пойду, а?..

Он с надеждой посмотрел на Рудина.

– Иди, иди… Попроси эту дуру, чтобы она тебе на сон еще что-нибудь рассказала…

Отец Игнатий, продолжая причитать и кланяться как китайский болванчик, быстро попятился к входной двери и тут же исчез.

Прикрывая рукой все еще кровоточащий нос, он выскочил на залитую жарким летним солнцем площадь возле памятника Долгорукому и быстро заспешил прочь, моля Бога о счастливом избавлении и клянясь ему, что он больше никогда в жизни не будет полагаться на свою редкостную интуицию.

А Рудин после его ухода вдруг вспомнил одно дело, которое вел на Лубянке еще при Брежневе. Дело касалось распространителей порнографии.

– Нет, не может быть, – отмахнулся Рудин от пришедшей мысли. – Да даже если и он, черт с ним….

Он заходил по квартире.

А вот Лиля, оказывается, не так глупа…

В голове Рудина шевельнулась какая-то смутная мысль.