Марракеш. Множество историй в одной или необыкновенная история о приготовлении пастильи

Я стою возле того места, где Бадштрассе пересекает Панке, и смотрю на закат. Вспоминается еще один удивительный берлинец – писатель Теодор Фонтане, сын французских колонистов-гугенотов. Что было в нем французского? Как он стал типичным пруссаком, каким мы его знаем и помним? На этот вопрос никто не может дать ответа. А Жалид Сеули, который однажды обмолвился, что он, дескать, пруссак, – имея в виду свое «чисто прусское» предельно добросовестное отношение к исполнению долга врача и университетского преподавателя. Что в этом человеке марокканского? Думаю, некоторый ответ на этот вопрос может дать его книга. Жалид написал ее в такой момент, когда он как бы притормозил на беговой дорожке своей жизни.

При нашей первой встрече, когда я привел жену на прием к доктору Сеули, разговор шел в основном о медицине, однако Жалид удивил нас, сказав, что его марокканская философия не формулируется абстрактно, а преподносится в виде историй.

Его друг, журналист Ахмед Абида, говорит, что Жалид прирожденный рассказчик. Итак, покинем вместе с Жалидом район бывшего военного плаца в берлинском Веддинге и перенесемся в Марракеш, на площадь Джема эль-Фна, к сказителям, о которых Элиас Канетти написал однажды так: «Их слова приходят издалека и витают над тобой дольше, чем слова обычных людей».