Марс, 1939 год

— Сначала со станции Берд их переместили через Гринвич и релейную цепь в Пулково, а уж из Пулково — сюда. И возвращались они так же.

— А напрямую? Возможно перемещение напрямую?

— Исключено. Во-первых, станция Берд от нас в трехстах верстах, понадобилось бы полдюжины ретрансляторов. И во-вторых, наши и Бердовские передатчики работают в зеркальном режиме — мы возвращаем на Землю ровно столько массы, сколько она посылает нам. Собственной мощности не хватит на посылку и кошки.

— «Сколько в одном месте прибудет, столько в другом тут же убавится», — процитировал Шаров слова основоположника наук. Вернее, прочитал — они бронзовыми буквами выведены были под портретом Михайлы Васильевича.

— Совершенно верно.

— Насколько я помню, намечался ответный визит?

— Намечался. Но в настоящее время никакой подготовки не ведется.

— Да, да… — Шаров знал, почему. И каждый знал. Год назад Россия пыталась подружиться с Англией против Германии, но сейчас английская оттепель кончилась, вернулись морозы. Оймяконские.

— А письма? Вы… или академик Леонидов? Не обмениваетесь ли письмами с англичанами? — сказал, понимая, что несет чушь.

— Ну какие письма, капитан — вдруг озлился Семеняко. — Я из дому, от жены три года вестей не имею. Мы — и письма в Англию! Без права переписки, понимаете? Без права!

— Вы успокойтесь, — Шарову Семеняко не понравился с самого начала, но сейчас на мгновение стало жаль магистра. Жалельщик нашелся. Работу работай, тогда и жалеть времени не станет. Уяснил? Так точно, ваше-ство! Я страсть какой умный!

— Простите, — товарищ директора по науке взял себя в руки. — Что-то я не того наговорил.

— Ничего страшного. Значит, утечка сведений отсюда исключается?

— Во всяком случае я не представляю такой возможности. А что, имеет место?

— Имеет. Только это секрет.

— Понимаю… — Семеняко посмотрел на санитарного ответственного.

— Он допущен, — успокоил магистра Шаров. Бо-ольшой такой секрет, секрет на весь свет.

— Если вы хотите видеть академика…

— Хочу? Это моя обязанность, — всё, что я делаю здесь — обязанность. Здесь и в любом ином месте.

— Тогда позвольте мне представить вас академику. Ваш провожатый… Академик иногда бывает резок.

— Я подожду вас в музее, — с готовностью согласился Зарядин. — Он здесь, рядышком, в фойе конференц-зала.

Академик Шарова не узнал. Еще бы. Сколько лет прошло — пятнадцать? Нет, двадцать один. Не люблю арифметику. Слишком точная наука.

— Пополнение? На укрепление научных сил?

— Нет, — поспешил представить Шарова магистр.

— А… Департамент… Наукой заинтересовались?

— У нас всем интересуются.

— Широкий профиль? Похвально, похвально. Может быть, просветите старика, а то бьюсь-бьюсь который год, а до сути добраться не могу.

— К вашим услугам. Если вопрос мне по силам.

— По силам, по силам. Вы ведь доки. Так вот: почему Луна не из чугуна?

А он шутник, академик. И даже фрондер — вместо обязательного портрета Ломоносова повесил англичанина.

— Интересуетесь? Это сэр Исаак Ньютон. Не последний человек в мире науки, поверьте.

— Нисколько не сомневаюсь.

Портрет был неплох. Настоящий портрет, не олеография. И смотрел сэр Исаак с грустью — вот и ему пришлось хлебнуть Марса. Не думал, не гадал, и надо же… От сумы, тюрьмы и Марса никогда не зарекайся. Действует атмосфера кабинета. Раньше, двадцать лет назад, попасть в лабораторию Леонидова было мечтой любого студента, легенды о Леонидовских пятницах ходили самые невероятные. Сбылась мечта. Как всегда, не так и не тогда.

— Ну, капитан, что в вашем департаменте насчет Луны решили?

— Луны? А зачем ее из чугуна делать? Непрактично. Тяжелой Луне никак нельзя быть, оторвется от хрустального свода, двойной ущерб: в небе дырка и на Земле что-нибудь раздавит. Да и чугуну столько не отлили, на целую Луну. На месяц разве, и то на самый узенький.

— Удовлетворительно. С двумя минусами за избыточность аргументов. Что на этот раз заинтересовало ваш департамент?

— А мы всем интересуемся, кто знает, что в жизни пригодится. Позавчера перемещением, вчера русином, завтра, может быть, свойствами урана, — Шаров заметил, как улыбнулся сконфужено Семеняко. Ничего, ничего, всё может быть, и уран на что-нибудь да сгодится.

— Так чем могу служить?

— Пока не знаю, — честно ответил Шаров.

— Знать вопрос — всё равно, что знать ответ, — назидательно произнес академик. — Может быть, вас интересует теория поля? Или наличие электрических разрядов в атмосфере Марса — мы тоже прикладной тематики не чураемся? Такой громоотвод соорудили, только сверкни где молния! Будете снаружи, обязательно полюбуйтесь.

— А что, есть молнии?

— Марсианские. По мощности — миллионные доли земных. Впрочем, все отчеты регулярно передаются по инстанциям.

— Пожалуй, я подумаю над вопросами. И тогда, может быть, снова побеспокою вас.

— Уж в этом я уверен, капитан, — академик даже не привстал со стула. Пренебрёг. Ох, академик Леонидов, академик Леонидов…