Сириус приехал в округ внезапно на вечернем дилижансе. Люсильда Тарльтон очень удивилась, открывая дверь, ведь прошло всего два месяца с тех пор, как он уехал после летних каникул. Сириус обучался на старших курсах университета и уже писал довольно серьезные научные работы. Конец ноября не время для визитов.
– Почему ты здесь? Что случилось?
– Здравствуй. Я… Может, впустишь меня в дом, а потом я все расскажу?
Лил холодный дождь. Матушка отреклась от него и лишила наследства. Забрав документы из университета и изложив свою жизненную позицию отказом от намеченного матушкой пути в политике, Сириус ни капельки не удивился бы, если бы отцовская сторона семьи тоже отреклась от него. Беда не приходит одна. Он посмотрел на тетушку, уже почти смирившись с тем, что она погонит его обратно в столицу мириться, пресмыкаться перед матерью, и Сириус даже в красках представил, какими словами она это сделает. Но родня умеет изумлять в минуты тягот и нужды.
– Конечно, милый, заходи. Почему-то мне кажется, что рассказ будет долгим.
Стрелки показывали почти полвторого ночи. Сириус и Люсильда сидели за столом.
– Мой милый мальчик, я не верю ни единому твоему слову.
Сириус горько вздохнул и уронил голову на руки.
– Начни рассказывать мне правдивые истории. Ты знаешь, что я от тебя ничего никогда не скрывала. В отличие от твоего дуболомного братца, ты всегда все видел как есть и как должно быть. Не думаешь ли ты, что мне оскорбительно слышать от тебя подобные недомолвки и выдумки?
– Я не хочу больше жить в столице. Так трудно поверить в то, что округ Кайсли мне ближе по духу?
– Нет, в это я вполне себе верю. Но это не причина. Почему приехал сейчас? Остался же всего год обучения. И я знаю, насколько ты смышленый. Не думаю, что не справился с учебой на финишной прямой. Что случилось?
Сириусу не хотелось рассказывать тетушке правду. Но, не сообщив ничего, он просто разозлит очень могущественную ведьму. Выход был только один: покаяться, по возможности раскрывая как можно меньше подробностей.
– У меня появилось дело здесь. Очень личное и очень срочное. Я не мог не приехать, но и поведать подробности я пока никому не могу. Но как только у меня появится на это право, ты будешь первой. Обещаю.
– Что-то опасное или постыдное?
– Нет-нет. Все вполне себе в рамках приличий. Просто вовлечен другой человек, и пока я не могу ничего объяснить.
– Не идеально, но уже что-то искреннее. Ладно, можешь оставаться сколько потребуется, хоть навсегда, я, если честно, тебе всегда была рада и каждый раз грустила, когда ты уезжал. Матушке твоей отправим с утра телеграмму.
– Не думаю, что ей есть дело теперь до моей судьбы.
– Сириус, тебе этого, конечно, не понять. Поэтому просто поверь. Пусть она та еще гордячка и знатная зануда. Но, думаю, даже в таком случае у нее есть право знать, что с тобой все в порядке, и спать спокойно по ночам.
– Как скажешь. Я, в общем-то, не против.
– Ох, милый, а Марс? Как же он? С ним-то вы не поругались?
– Марс – это Марс. Он, уверен, и внимания не обратит. Порадуется, что комната теперь целиком и полностью его.
– Ты недооцениваешь его любовь к тебе. Он не особо понимает в чувствах и обычно боится признаться в чем-то себе еще больше, чем другим. Но Марс любит тебя с самого детства. Ты для него старший брат, и он всегда пытался за тобой угнаться. Просто вы видите мир совершенно по-разному.
– Тетушка, это все совершенно не важно. Я теперь здесь, а он с матушкой. Так что все эти рассуждения ни к чему.
– Ладно. Поздно уже. Иди разбирайся, я тебе сейчас наверх чистое белье принесу. Погоди, это что, все твои вещи? – Люсильда посмотрела на небольших размеров саквояж.
– Нет, завтра, может, послезавтра приедет еще пара коробок. Хотя там в основном книги и бумаги.
– Ну ничего, одежду мы тебе подберем.
Сириус разобрал дорожный чемодан (хотя любой сторонний наблюдатель решил бы, что он просто разбросал вещи по спинкам стульев и кресел). Разложив одежду, он с облегчением плюхнулся на кровать в любимом драном махровом халате в полоску. В окно кто-то тихонько поскребся. Выглянув, Сириус обнаружил лисью мордочку. Открутив с окна красную нитку с веточкой тимьяна и вынеся ее из комнаты в коридор, Сириус нашел ножик для бумаг и перечеркнул меловую надпись на подоконнике, только затем открыл окно.
– Вроде все. Сможешь зайти?
Лис запрыгнул в открытое окно и, отряхнувшись от дождя, скакнул внутрь, сразу забравшись на кресло у камина. Сириус спокойным, обыденным движением вытащил из-под него свою рубашку, покрывшуюся мокрыми грязными пятнами.
– Рад тебя видеть! Замерз? Голодный?
– Я думал, мне показалось.
– Что показалось?
– Учуял твой запах. Ты же никогда не приезжаешь в зимние праздники.
– Ах, это. Да, тут такое дело… Возможно, в этот раз я приехал насовсем.
– Зачем?
– Ты не рад? – Сириус потеребил лисенка за ухом, заодно выдрав какую-то колючку, уже превратившуюся в колтун.
– Почему это я должен радоваться? Кто вообще тебе сказал, что мне есть дело до людей? – Лис потянул согревшиеся лапки и протяжно зевнул.