После нескольких недель размышлений Марсель решился написать письмо своему отцу, где объяснил, что «всегда надеялся в конце концов продолжить изучение литературы и философии», для которых, как ему кажется, он был создан. Однако учеба на филологическом и философском факультетах в смысле карьеры открывала лишь одну возможность — преподавание, а потому представлялась родителям Марселя бесполезной: они были уверены, что их сын не способен работать учителем. Несмотря на это мнение родителей, Пруст окончательно остановился на идее продолжить учебу. Жанна и Адриен Пруст, которые, кстати, знали, что среди друзей их сына были молодые успешные литераторы (Даниэль Галеви, Гастон Арман де Кайаве, Робер де Флер), в конце концов сдались и согласились на поступление Марселя в Сорбонну.
Этот выбор позволил Прусту снова встретиться с Дарлю, любимым преподавателем философии, который опять согласился давать ему частные уроки. Кажется, что общение с преподавателем из лицея интересовало его даже больше, чем занятия в университете. То, что ему предлагалось изучать на лекциях, было недостаточно интересным, и он ходил на занятия без особого прилежания. Примером работы, которая казалась Прусту бесполезной, явилось предложенное студентам рассуждение о счастье. Горасу Ландау Пруст рассказывал о результатах изучения сложного вопроса: «Меня заставили написать сочинение, чтобы доказать, что счастье существует. Так как я хороший студент и хороший сын, я его написал, но поскольку я плохой философ, я его написал плохо. Но самое главное, я не верю в счастье. Я думаю, что каждый имеет свое особенное счастье — когда его имеет».
Нежелание выполнять задания, не представлявшие особого интереса, привело к тому, что оценки Марселя оставляли желать лучшего, к тому же он не сдал часть экзаменов, перенеся их на будущие годы. Преподаватели не очень высоко ценили его небрежно составленные работы: они жаловались на очень неразборчивый почерк, а также на отсутствие абзацев. Тем не менее в конце первого года обучения из восьмидесяти возможных баллов Пруст получил все-таки сорок два, что позволило ему перейти на следующий курс.
За всю жизнь Марселя единственной его серьезной попыткой заняться профессиональной деятельностью вне литературы будет участие в конкурсе на получение места в Библиотеке Мазарини в 1895 году. Пост не оплачивался в течение нескольких лет, а затем должен был дать возможность получать небольшую зарплату. Кстати, в этой же библиотеке работал хранителем и Сент-Бёв, чьим критиком вскоре станет Пруст, начав писать собственный роман. Требования к сотрудникам были не очень велики — необходимо было присутствовать на рабочем месте по пять часов в день, однако и это казалось Прусту слишком трудным. Сразу после получения места в мае 1895 года он попросил об отпуске по состоянию здоровья сначала на несколько месяцев, а затем на целый год. Переписка с дирекцией библиотеки по поводу все новых и новых отпусков продлится до 1900 года, когда наконец будет принято решение о его увольнении.
Гораздо больше, чем карьера библиотекаря, Марселя Пруста привлекала профессия журналиста. Она не только позволяла писать и публиковать свои произведения, но и присутствовать на самых важных событиях светской жизни Парижа. Праздник, организованный Робером де Монтескью 30 мая 1894 года в Версале, был именно такой возможностью понаблюдать за парижской аристократической элитой и попробовать свои способности в описании света. Прусту удалось опубликовать свою статью «Литературный праздник в Версале» с небольшими изменениями в двух изданиях: в «Галуа» и «Пресс». Как уверял он в своем отчете, светский раут был достоин самого Людовика XIV. Так, список присутствующих, который также был дан в статье, включал более сотни имен. Кроме того, Робер де Монтескью позаботился о самых изысканных развлечениях для гостей: на празднике исполнялась музыка Баха, Шопена, Рубинштейна и Листа, а стихи поэтов конца XIX века и самого хозяина праздника читала Сара Бернар.
Но больше всего забот в описании праздника доставили Прусту дамские туалеты. Начинающий писатель уже отличался необыкновенной щепетильностью в отношении деталей: он не только делал записи в течение всего дня, чтобы ничего не упустить и не наделать ошибок, но еще и дал прочитать написанное как минимум шести дамам, также присутствовавшим на празднике, чтобы они исправили недочеты. В результате описания платьев отличались и подробностью, и точностью: Пруст продемонстрировал себя знатоком, прекрасно разбирающимся не только в модных оттенках, но и в названиях тканей, в качестве вышивки, в драгоценных камнях.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
«УТЕХИ И ДНИ» И «ЖАН САНТЕЙ»
«РЕВЮ БЛАНШ»