И тогда Господь рассказал ему, какие бывают мамы, что они ласковые и красивые. И всегда любят своих детей, и отказывают себе в пище, питье и одежде, чтобы отдать всё это детям. Когда Марселино слушал Господа, глаза его наполнялись слезами, и он думал о своей незнакомой маме и представлял, что волосы у нее мягче, чем шерсть Мура, а глаза гораздо больше, чем у козы, и ещё ласковее, и думал о Мануэле, — у него была мама, и он звал её «мамочка», когда заплакал, оттого что Марселино сильно потянул его за нос бельевой прищепкой.
Наконец Марселино настало время уходить — колокол зазвонил к обеду, и Господь вернулся на Свой крест. Мальчика так захватил рассказ о мамах, что он забыл снять с Иисуса терновый венец, но дал себе слово впредь не забывать, и даже сломать его раз и навсегда, чтобы он больше не мучил Христа.
Что-то странное творилось с Марселино: когда он не мог подняться к своему Другу, хоть и думал о Нём всегда, он шёл в часовню и там, на большом образе святого Франциска, на кресте, который был в руках святого, узнавал черты Человека с чердака и вспоминал, что Тот говорил ему. От этого Марселино становилось легче, но братьям такое поведение казалось несколько подозрительным, — они совсем не привыкли видеть мальчика в часовне.
— Ты что тут делаешь? — недовольно спросил его как-то ризничий, брат Бим-Бом.
Ещё много раз Марселино лазил на чердак и иногда приносил Господу самые странные угощения, от орехов до слегка подгнивших виноградин и чёрных хлебных корок. Однажды он даже пришёл с куском рыбы, слегка припорошенным землёй, потому что уронил его; но Иисус совершенно не капризничал и всё съедал, к величайшему удовольствию Марселино. Но чаще всего мальчик приносил Ему хлеб и вино. Он заметил, что их заполучить легче всего (ему удалось открыть несколько бутылок из непочатых ящиков, стоявших в чулане); кроме того, Господь более всего радовался именно этой еде. Однажды Иисус даже сказал ему, широко улыбаясь:
— Теперь тебя будут звать Марселино Хлеб-и-Вино.
Марселино имя понравилось, а Господь объяснил ему, как Он Сам, чтобы остаться с людьми и после распятия, пообещал всегда быть среди них под видом хлеба и вина на алтаре[28]. Эти-то хлеб и вино — а на самом деле Тело и Кровь Христовы — священники раздают на Мессе. Марселино гордился тем, что его уже звали не просто Марселино, а Марселино Хлеб-и-Вино, и даже как-то сообщил во время обеда, в тишине монастырской трапезной, очень громко, чтобы услышали все:
— А меня зовут Марселино Хлеб-и-Вино!
Одни монахи посмотрели на него с улыбкой, а другие — сердито: ведь в монастырях, в присутствии отца-настоятеля и всё такое, за едой не разговаривают. А сам настоятель о чём-то задумался и так внимательно посмотрел на Марселино, что тот задрожал, потому что этот взгляд, казалось, проникал внутрь и достигал его самых тайных мыслей и воспоминаний.
Марселино беспрепятственно продолжал дружить с Иисусом и по-прежнему носил Ему на чердак еду, и даже смог принести обещанное одеяло, уже не беспокоясь о том, не краденое ли оно. Он гораздо меньше возился с ползучими тварями, а старому Муру теперь самому приходилось искать его. Охоту на мелких зверюшек мальчик забросил, и все его банки с водой и коробки с дырочками валялись по углам. Со стороны Марселино выглядел задумчивым и немного грустным, он привык заходить в часовню… В общем, братья обратили внимание, что мальчик разительно изменился, начали что-то подозревать и принялись наблюдать за ним гораздо внимательнее, хотя сам он ничего не замечал. Марселино размышлял о таинственных вещах, и совсем позабыл про Мануэля, и уже неделю не навещал ни козу, свою кормилицу, ни брата Негодного, и не разыгрывал брата Кашку… Отец-настоятель беспокоился за мальчика и всем братьям советовал присматривать за ним; тут-то и начались кухонные происшествия.
Глава пятая
Отец-настоятель всё больше беспокоился за Марселино. Брат Негодный жаловался, что Марселино уже никогда не заходит к нему в гости. Коза места себе не находила, а Мур неожиданно умер, и Марселино похоронил его, как велели монахи, в углу огорода, не пролив ни одной слезинки. Брата Ворота и брата Крестного он вдруг стал называть их настоящими именами, а брату Бим-Бому вызвался помогать в ризнице, — ничего подобного не случалось с тех пор, как началась история Марселино. Добрый же брат повар, по прозванию Кашка, совсем, видимо, поглупел и потерял память, если судить по тому, что каждый день у него пропадала одна порция из двенадцати, или тринадцати с учётом Марселино, которые он стряпал на обед. Другим братьям тоже казалось, что Марселино сильно изменился, и всё в монастыре с некоторых пор шло из-за этого кувырком.
Наконец в один прекрасный день отец-настоятель собрал всю братию, кроме одного брата Хиля, которому было велено пойти с Марселино в деревню под предлогом покупки учебников, потому что приближалась зима. Настоятель изложил все свои сомнения и попросил совета, потому что, скорее всего, не ему одному были видны перемены в Марселино.