Марсельцы

Наконец, мы взобрались на возвышенность, где расположен городок Виен. Нас встретили колокольным звоном и громом пушечных салютов. Навстречу нам высыпала огромная толпа. Сегодня — четырнадцатое июля — праздник Федерации [24]. Улицы запружены людьми. Мы струдом продираемся сквозь толпу. В тесноте мы наступаем друг другу на ноги; колеса тележек подпрыгивают на каждом булыжнике, на каждой выбоине. Барабанщики бьют в барабаны, мы поем «Марсельезу». Чтобы обратить на себя внимание, я сгибаюсь чуть не до самой земли. Когда на меня смотрят, я подымаю голову и хриплым голосом кричу:

— Да здравствует нация! Да здравствует нация!

И я испытывал большую радость, видя, что люди указывают на меня пальцем. Мне казалось, они говорили друг другу:

— Посмотрите на этого молодого человека, какой у него грозный и воинственный вид!

Но меня ждало глубокое разочарование. Глядя на меня, люди громко вздыхали:

— Бедняжка! Да ведь он еще совсем ребенок! Поглядите, у него даже борода не растет!

Я с еще большим ожесточением тянул телегу за ремень и кричал: «Да здравствует нация!», но настроение мое было испорчено.

В Виене мы провели чудесный вечер. Все добрые патриоты приняли участие в пиршестве, устроенном городом в нашу честь.

На следующее утро, перед выступлением в поход, батальон прошел церемониальным маршем мимо алтаря Федерации, воздвигнутого на площади, против собора. Затем мы преклонили колени перед алтарем и пропели строфу из «Марсельезы»:

Святая к родине любовь,
Веди нас по дороге мщенья.

Не успели мы кончить строфу, как напротив нас опустилась на колени группа школьников и пропела новую строфу, которой мы еще никогда не слыхали:

На тот же путь и мы пойдем,
Как старших уж в живых не будет…
Их прах мы на пути найдем:
Никто их доблесть не забудет.
Нам лучше, чем их пережить,
За ними вслед сойти в могилы.
Все напряжем мы наши силы —
Хоть умереть, да отомстить!

Трудно описать, какой взрыв восторга вызвала эта строфа! Марсельцы плакали. Детей обнимали, прижимали к груди, осыпали поцелуями. Взволнованная толпа горожан кричала:

— Да здравствуют федераты!

— Да здравствует нация!

— Смерть тирану!

Майор Муассон подошел к школьному учителю, сочинившему этот куплет, обнял его и сказал:

— Спасибо, патриот! Мы споем эту строфу на развалинах королевского дворца!

Затем, провожаемые всем населением городка, мы выступили в поход. Я снова впрягся в свою телегу. Один малыш лет шести-семи нес мое ружье, другой волочил саблю, третий — походный мешок. Дети облепили федератов, словно рой мух. Самые маленькие, чтобы не отстать от батальона, бежали вприпрыжку. Мне кажется, никто лучше меня не понимал радость детей. Я чувствовал себя на верху блаженства, глядя, как они почтительно прикасаются ко мне, трогают мое ружье, саблю и пуговицы на мундире.

Примерно в полумиле от города мы велели детям возвратиться. Ребята с грустью вернули наше снаряжение, пропустили нас вперед и, сбившись в кучу, провожали нас глазами долго-долго, пока мы совершенно не скрылись из виду.

На повороте дороги мы вдруг снова услышали чистые звонкие голоса, певшие новую строфу «Марсельезы»:

На тот же путь и мы пойдем,
Как старших уж в живых не будет…

Без всякой команды весь батальон остановился: взволнованные и растроганные, федераты слушали доносившуюся издалека песню.

Командир Муассон сказал, обращаясь к нам:

— Слушайте эту песню, друзья мои, слушайте ее хорошенько. Вы слышите в последний раз голоса патриотов юга. Мы на пороге суровых северных областей. Жители этих областей не любят родины. Они готовы открыть доступ в страну иностранцам, чтобы задушить революцию. Покажем же этим приспешникам аристократов, кто мы такие и чего мы хотим. Пусть они узнают, что ничто не в силах остановить нас. Красные южане добьются свободы или умрут!

Трам-там-там! — бьют барабаны, и мы снова шагаем все вперед и вперед…

Глава восьмая ПАСТУХ

Три дня и три ночи мы шли без отдыха, утоляя голод хлебом, а жажду водой из лесных ручьев и придорожных канав. Это была наша единственная пища. А спали мы на ходу.

В этих местах хлеб только еще начинал колоситься. Поля по утрам были влажными от росы, и трава не высыхала даже через два часа после восхода солнца! С какой тоской мы вспоминали стога душистой соломы на юге, где так сладко спится, густую зеленую траву на тенистых лужайках, где так приятно полежать в солнечный полдень!

Не останавливаясь, мы на заре прошли через Лион, миновали Вильфранш и, наконец, дошли до моста св. Жана на реке Ардьер.

Только здесь, на тенистых берегах реки, мы позволили себе немного отдохнуть. Эти часы отдыха пришлись как раз на самое жаркое время дня.