Марш 30-го года

- А вот увидите: по старым программам, но первый раз в этом городе. Панам попадет. У нас ведь, если что, панов били. Правда, Алексей Семенович?

- Да, панов будем бить, - улыбнулся Алеша.

- Вот видите? - Петр Павлович протянул возмущенную руку. - Это говорит офицер, георгиевский кавалер, герой. А что скажет мужик?

- В самом деле будете панов бить? - заинтересованно спросил Васюня и направил на Алешу свои маленькие глазки.

- А как же? - ответил Алеша с прежней улыбкой.

- Для чего? - спросил серьезно Петр Павлович.

- Сначала для удовольствия, потом для дела.

- Ну, и что?

- Хорошие дела готовятся. Подождите несколько месяцев.

- Удирать нужно?

- Вам зачем удирать?

- Меня тоже могут за пана посчитать.

- Ну, какой вы пан? Вы - доктор, человек трудящийся.

- Бить панов это всегда значило бить и культуру.

- Положим, далеко не всегда.

- Вы сейчас же закричите: буржуазная культура! Вы большевик? Ваш Ленин уже в Петрограде? Да?

- Я пока что инвалид, Петр Павлович стоял посреди комнаты и сыпал возмущенными вопросами, острыми взглядами и плюющимися мокрыми словами. Нина Петровна сидела у самовара, заботливо опускала и подымала глаза над

- Довольно вам кричать. Чего вы напали на больного человека! Идите сюда, Алеша, бедненький. Я вам поближе к себе и приблизила к нему милое, мягкое и нежное свое лицо. Васюня и Петр Павлович о чем-то снова оглушительно заспорили.

- Расскажите, что-нибудь, Алешенька, - сказала Нина.

Алеша поднял на нее большие глаза:

- Что же расскаpать, Нина Петровна?

- Расскажите что-нибудь счастливое.

- Не знаю, Нина Петровна, с чего начать.

- Тогда я вам расскажу. Только никому не говорите.

Она наклонилась к нему, и по Алешиной щеке загуляли кончики ее нежных золотистых волос:

- Алеша, только никому не рассказывайте. Я не люблю этого поповича. И не пойду за него замуж. Я хотела идти в сестры милосердия, а он написал: не нужно. Он - попович, понимаете, у него и душа поповская, расчетливая.

- Где он сейчас?

- Он получил все, что полагается. Где-то при индендантстве. Получил капитанский чин. Но он не военный. Он только делает вид, что военный. Он попович. И его солдаты убьют, обязательно убьют. Он попович, а хочет быть барином.

- Нина, почему вы мне об этом говорите?

- Мне больше некому сказать. А кроме того, еще есть одна важная причина. Я даже хотела идти к вам в госпиталь, а потом стало стыдно. А теперь уже не стыдно.

Нина петровна все это говорила спокойно, ничего не изменилось в ее лице, даже улыбка осталась та же: нежная.

- А вы написали ему, что не любите его?

- Я еще не написала. Все папу как-то жалко. Это его мечта. Хотя теперь это уже не модно.

- Что не модно?

- А вот за поповича выходить.

- Пожалуй, что и не модно.

- А вы будете архитектором, Алеша?

- Вероятно.

- А за архитектора выходить модно?

Алеша, улыбаясь, присмотрелся к ее лукавому взгляду:

- В общем, это ничего.

- Я пошутила, Алеша.

- Я понимаю.

- Вы скажите: что мне делать? Я страшно хочу что-нибудь хорошее делать. Разве в учительницы пойти? Как вы думаете?

- Нет, в учительницы не нужно.

- Почему?

- У вас не выйдет.

- Это верно, что не выйдет. Все равно замуж кто-нибудь возьмет. Вот еще горе. Отчего я такая женственная, скажите?

- Разве это плохо?

- Да. Мне не нравится. От поповича откажусь, кто-нибудь другой явится. Интересно все-таки, кто меня возьмет замуж. А теперь такое интересное время начинается.

- Вы думаете, что интересное?

- Голубчик мой, так видно же! Вы не думайте, что я такая пустая или такая, как Борис. Я хочу что-нибудь делать. Наверное, пойду в учительницы. Скажите, Алеша, почему это так глупо: как женщина, так и в учительницы. А если я не хочу никого учить?

Алеша не ответил. Она еще немного подумала над своим тяжелым положением, потом встряхнула хорошенькой головкой и сказала капризно:

- Васюня, что же это такое! Почему никто чаю не просит?

22

И сейчас возвращался Алеша таким же поздним вечером, и сейчас было так же тревожно вокруг, как и в тот вечер. Теперь на Алеше тоже были оба сапога, но ему еще не разрешали становиться на больную ногу. Впрочем, он привык к костылям, привык поджимать больную ногу, ему даже не хотелось расставаться с ними. Он решил дойти до главной улицы и там взять извозчика.

Алеша не спеша переставлял костыли, чтобы не попасть в ямку на тротуаре. На темной улице, освещенной очень редкими фонарями, почти никого не было. Встречалась изредка парочка, привлеченная на улицу первыми днями весны, да изредка пробегал одинокий человек и испуганно бросался в сторону, обходя его костыли. Алеша вдруг почувствовал особый уют в своем неспешном одиноком движении.