Марш 30-го года

Филька отвернулся с улыбкой.

- Как же тебе живется?

- Так, ничего...

Филька сделался серьезным.

- Живется ничего... А вы на меня не сердитесь? Правда?

- Конечно, сержусь. А ты что ж думал?

- Да я ж так и думал...

- Погулять к нам пришел?

- Немножко погулять...

- Ну, погуляй.

Через час Филька вошел в кабинет, прикрыл дверь и вытянулся перед моим столом:

- Я не погулять пришел...

- Ты хочешь опять жить в коммуне?

- Хочу.

- Но ведь ты знаешь, что принять тебя может только совет командиров.

- Я знаю. Так вы попросите совет, чтобы меня приняли.

- А в колонии Горького?

- Так в колонии там все чужие, а тут свои...

Пришел дежурный.

- Что, принимать будем киноартиста?

- Да вот же явился. Нужно совет командиров протрубить.

- Есть!

В совете командиров Фильку не терзали лишними вопросами. Попросили только рассказать, как он ездил в Одессу. Филька неохотно повествовал:

- Да что ж там... Как Н. меня не захотел отправить на кинофабрику, я и подумал: "Что ж идти в коммуну? Будут пацаны смеяться. Все равно уже поеду в Одессу. Может, что и выйдет". Пришел на вокзал и сразу полез на крышу, только в Лозовой меня оттуда прогнали... Ну, подождао следующего поезда и опять залез на крышу. Так и приехал в Одессу. Пошел к директору, а директор и говорит: "Нужно раньше уситься в школе". А пацанов у них играть - сколько угодно своих, так те живут у родных. Он говорит: "Если хочешь играй, может, когда и подойдет тебе, только жить у нас негде". Так я пошел в помдет и попросил, что отправили меня в Харьков. Ну, меня и отправили в колонию Горького.

- А почему не к нам? - спросил кто-то.

- Так я же не сказал, что я джержинец.

- Почему же ты не пришел к нам?

- Стыдно было, да и боялся, что не примут: подержат на середине, а потом скажут: "Иди куда хочешь".

- А почему теперь пришел?

- А теперь?.. - Филька затруднился ответом. - Теперь, может, другое дело. Что ж, я четыре месяца прожил в колонии Горького.

- В колонии плохо?

Филька наклонил голову и шепнул:

- Плохо.

Сразу заговорило несколько голосов.

- Да чего вы к нему пристали?

- Вот, подумаешь, преступника нашли!..

ССК заулыбался:

- Принять, значит?

- Да ясно, в тот же самый отряд.

- Значит, нет возражений? Обьявляю заседание закрытым.

Фильку кто-то схватил за шею:

- Эх ты, Гарри Пиль!

СЯВКИ

У многих коммунаров есть в прошлом... одним словом, есть "прошлое". не будем о нем распостраняться. Сейчас в коллективе дзержинцев оно как будто совершенно забыто. Иногда только прорвется блатное слово, а некоторые слова сделались почти официальными, например: "пацан", "чепа". В этих словах уже нет ничего блатного - просто слова, как и все прочие.

Коммунары никогда не вспоминают своей беспризорной жизни, никогда они не ведут разговоров и бесед о прошлом. Мы также подчиняемся этому правилу. Воспитателям запрещено напоминать коммунарам о прошлом.

Благодаря этому ничто не нарушает общего нашего тона, ничто не вызывает у нас сомнений в полноценности и незапятнанности нашей жизни. Иногда только какой-нибудь бестактный приезжий говорун вдруг зальется восторгами по случаю разительных перемен, происшедших в "душах" наших коммунаров.

- Вот, вы были последними людьми, вы валялись на улицах, вам приходилось и красть...

Коммунары с хмурой деликатностью выслушивают подобные восторги, но никогда никто ни одним словом на них не отзовется.

Однако еще живые щупальцы пытаются присосаться к нашему коллективу. В такие моменты коммуна вдруг охватывается лихорадкой, она, как заболевший организм, быстро и тревожно мобилизует все силы, чтобы в опасном месте потушить развитие каких-то социальных бактерий.

Социальную инфекцию, напоминающую нам наше прошлое, приносят к нам чаще всего новенькие.