Марш экклезиастов

Древними были ворота, древнею была стена — и барельефно выступающая из стены фигура: здоровенный мужик с обломком меча в руке, запечатлённый в момент прыжка. Вообще-то манера изображения была самая передовая: детально высечены были только часть лица с широким выпуклым лбом, бугристое плечо, занесённая рука, колено — всё остальное угадывалось в волнах и изгибах каменной кладки. В исторические времена такой изобразительной техники не существовало и существовать не могло; значит, барельеф принадлежал к временам доисторическим, эронхайским — и предназначался не для человеческого глаза.

Перед фигурой располагалась небольшая площадка, посыпанная песком. Левее фигуры — так, что дорога к ним проходила позади трибун — зияли ворота. А правее и ближе к отряду, совсем рядом, рукой подать — возвышался спиралевидный холм, весь усаженный серебряными деревьями; на вершине же его стояло дерево кривое, обломанное и абсолютно чёрное.

— Я так понимаю, это прообраз Вавилонской башни? — сказал Армен.

— Чертовски похоже, — сказал Костя.

— Это Ирэмский сад, — сказал Шаддам, морща лоб. — Место для… медитации, концентрации… просветления… Если пользоваться приблизительными понятиями, — добавил он. — А вон те ворота — это ворота из города.

— В пустыню?

— В пустыню.

— Тогда надо найти место для привала…

45

Прости меня, Ньютон!

Альберт Эйнштейн

Самурай Катаоки Цунэхару пришёл в себя от плавного покачивания. Над ним было небо, подёрнутое белёсыми полосатыми облаками, и медленно плывущие лапы гигантских деревьев. Солнце, похоже, садилось. Он пошевелился и попытался приподняться, но оказалось, что руки его крепко связаны за спиной. Но тем не менее кто-то, уловив его движения, приподнял ему голову и что-то подоткнул под плечи. Теперь Цунэхару понял, что лежит на дне лодки, запелёнатый в шкуры, и смотрит в безучастное немолодое узкое лицо человека с веслом. Лицо — наконец-то! — было нормальным, а не надоевшим европейским. Сам человек одет был в простую, без украшений и орнаментов, кожаную накидку с капюшоном.

Поняв, что пленник очнулся, человек с веслом кивнул ему.

— Япониса, — сказал он, показывая на Цунэхару палочкой для отпугивания злых духов. — Нимулана, — показал он этой же палочкой на себя. — Нимулана хороший. Япониса?

— Хороший, — сказал Цунэхару.

— Неправильный ответ! — сказал человек, уже не коверкая язык, и расхохотался.

Цунэхару задёргался, даже и не пытаясь освободиться, а чтобы показать несмирение; тогда его сзади несильно стукнули по темечку.

46

Многие бумеранги не возвращаются. Они выбирают свободу.

Вождь Белый Ягуар «Мемуары»

Маугли оглянулся, помахал рукой, а потом вроде бы попытался прыгнуть вниз, но не прыгнул: наверное, было высоко. Шпак подходил к нему справа, Шандыба — слева.

— Давай без глупостей, — сказал Шпак, и голос у него сорвался. — Нам вилы не по теме, тебе не по теме…

Вдруг мгновенно потемнело, взметнулся вихрь пыли, сухой травы и даже мелких камешков — и в следующий миг пацан уже летел, растопырив ноги и руки, в когтях у гигантского орла. Орёл медленно описал дугу над лесом, развернулся — и, мускулисто гребя крыльями, стал набирать высоту, целя крючковидным клювом в сторону вершины. Он снова пролетел над площадкой, где стояли, задрав головы, Шпак и Шандыба, ритуально на них погадил с высоты, но не попал. Через несколько секунд он исчез за выступом скалы.

Шпак и Шандыба, не глядя друг на друга, подобрали импровизированные рюкзаки, инструмент, спиннинг, канистру — и пошли отсюда.

— Всё равно никто не поверит, — сказал Шандыба пять минут спустя. Шпак промолчал.

Слова Шандыбы услышала Хасановна, бегущая вслед орлу, не поняла, откуда они донеслись, и решила, что это просто кровь шумит в ушах. Тем более что кровь действительно шумела изрядно…

К концу четвёртого дня пути Шпак и Шандыба, пооборвавшиеся и полусъеденные какими-то летучими мелкими тварями, вышли к реке — и решили идти вниз по течению. Через месяц их подобрали индейцы. Три года спустя Шандыба стал вождём по имени Белый Ягуар, а Шпак — верховным жрецом с именем настолько тайным и страшным, что его никто не решался произнести. Оба обзавелись шикарными гаремами из некрупных индейских девушек, похожих на загорелых голых буряток. Войдя в союз с окрестными маленькими и слабыми племенами, они вышибли с Юкатана пытавшихся обосноваться здесь сендеристов. По этой причине их неоднократно пыталось взять под своё мягкое душное крыло ЦРУ, но Белый Ягуар охотно брал подношения, после чего вдруг оказывалось, что агенты-связники пренебрегли каким-то сакральным ритуалом — и пусть будут довольны, что отделались так легко, жопа для того и жопа: поболит, но заживёт…

В общем, и Шпак, и Шандыба были счастливы. Ностальгия их не терзала. Зимой они поднимались высоко в горы и там играли в снежки.

В ожидании парабеллума

Если вы знаете более безнадёжное дело, чем гоняться по горам за орлом — сообщите мне.