Марш Кригсмарине

– Меня всегда раздражал этот австрийский выскочка Шикльгрубер. Не потому что я фон Шторм, потомственный дворянин, а он – апофеоз плебея, настолько поверившего в свою гениальность, что заставил поверить в неё других; и не потому, что задним умом все сильны, и под его «гениальным» руководством Германия пришла к самой страшной катастрофе в своей истории. Гитлер – это рок, тяжёлая болезнь, которой должен был переболеть один из самых великих народов Европы. Не будь его, на его месте был бы кто-нибудь другой. Моя просвещённая нация, нация поэтов и философов сама пришла к закономерному финалу. Творец послал нам Вождя в наказание за Гордыню. Мы возомнили себя избранным народом, забыв о том, что быть избранным – означает оказаться в конце концов распятым. Пример тому иудеи. Вот удел племени, давшего миру Книгу. Их история – история проклятых, череда бесконечных несчастий. Мы самые умные в собственных глазах, а значит – безмерно глупые немцы, решили оспорить у вечно гонимого народа право на избранность, не понимая того, что это право есть право на мученичество. Ну что же, сбылись мечты идиотов…

Теперь, наверное, черти в Аду крутят фюреру документалку о том, как его «стараниями» нация, которую он мечтал уничтожить, вдруг через два тысячелетия вновь обрела собственную государственность и, похоже, успешную. Вскрылись такие ужасающие подробности преступлений наших безумных наци и их помощников, что народы Европы и американцы не стали препятствовать стремлениям выживших евреев их экспансии в Палестине. Говорят, что сам дядя Джо одобрил возникновение Израиля, желая видеть его просоветским. Америка, конечно, тоже не останется в стороне, а уж хитроумные иудеи сумеют извлечь выгоду из соперничества этих двух планетарных громил, чума на оба их дома…

Этот пассаж о Гитлере навеял мне один эпизод, когда я в своих блужданиях по «Лабиринту» набрёл на комнату для конфиденциальных разговоров и составления шифрограмм. Здесь над длинным столом висел весьма странный портрет фюрера. Вождь нации никогда не жаловал флотских, за исключением разве что подводников. Тут же, на поясном портрете, он был облачён во флотский китель с нашивками гросс-адмирала, а на его голове красовалась военно-морская фуражка. При ближайшем рассмотрении это живописное диво оказалось фантазией неизвестного художника, китель и фуражка были явно намалёваны поверх обычного, серийного портрета фюрера. Вспотел он, наверное, болезный, в зимнем утеплённом кителе поверх пиджака. Под этим шедевром живописи обнаружился нехитрый тайник. Дверца встроенного в стену сейфа была не заперта, и в самом сейфе находилась шифровальная машинка «Энигма»[6], которая мне впоследствии пригодилась.

За год до этого набрёл я в самом дальнем, заброшенном конце морского грота на странный колодец. Его круглые стенки были явно делом рук человеческих и в них имелись углубления для спуска и подъёма. Я запасся прочным тросом и переносным фонарём и на следующий день вернулся к этому месту. Закрепив один конец на скале и завязав другой вокруг пояса, я принялся спускаться вниз, подсвечивая дорогу фонарём. Глубина колодца была метров пятнадцать. К моему разочарованию, на его дне не обнаружилось ничего, кроме битого щебня. Поднимаясь обратно наверх, на высоте пяти метров от пола в стене колодца я всё-таки нашёл ранее незамеченный мной круглый лаз. Величина его диаметра была достаточной, чтобы в него мог залезть человек даже плотной комплекции. Что я и не преминул сделать. В этом узком туннеле мне пришлось проползти метров сто по-пластунски. Слава богу, что в подводники не берут людей, подверженных клаустрофобии. Наконец я дополз до конца туннеля и, посветив фонарём, обнаружил внизу на глубине около метра довольно просторную каменную пещеру.

Мне без особых проблем удалось спуститься вниз, благо расстояние до пола было небольшим. Сделав первый шаг, я поскользнулся и упал. Поставив фонарь, который едва не разбил, на пол, я, поминая всех чертей марианской впадины[7], принялся потирать ушибленный локоть. Тут-то мне на глаза и попался гладкий предмет, на который я так неосторожно наступил. Я поднял его и поднёс к глазам. Это был массивный и довольно тяжёлый (килограмма на три) диск. Рукавом куртки я потёр тёмную поверхность. В слабых лучах фонаря тусклым отблеском проявился жёлтый металл. Без сомнения это было золото. На драгоценном диске, диаметром примерно тридцать сантиметров, имелся рельефный рисунок – двуглавая хищная птица, увенчанная императорской короной.