Марш Мендельсона на бис

– Первым пойдет Вова, – констатировал факт Глазков. – А мы послушаем.

Я не поняла что. Мне тут же показали соответствующую аппаратуру и пояснили (уже в отсутствие Вовы, незамедлительно нас покинувшего), что на милом друге навешана парочка микрофончиков, еще несколько «жучков» установлены у меня дома. Разговор обещает быть интересным – хотя бы судя по тому, что уже было произнесено здесь за последнее время.

Я открыла рот, но сказать ничего не успела. Распахнулась задняя дверца подъехавшей к нам машины, и к честной компании присоединился мой второй муж Тимофей Прохоров.

– Думал, не успею! – воскликнул он. – Всем привет! Ну как дела, Катюха? – И подмигнул мне. – Вова уже ушел?

– Только что, – ответил Глазков с переднего места пассажира. – Ты следующий.

Моя челюсть в очередной раз поползла вниз.

– Девушке пока ничего не объясняли? – спросил Тимофей, обращаясь к сидевшим впереди Игорю и Илье Михайловичу.

Глазков покачал головой и заметил, что я сама сейчас все услышу.

– Где твой отец? – с трудом выдавила я из себя, поворачиваясь к предпоследнему мужу. – Ты хотя бы знаешь, что его взяли в заложники? Что мне звонили несколько раз? Ты что, не мог мне сообщить, где скрываешься? Я тут места себе не находила! Где…

– Батяня цел и невредим, – с улыбкой ответил Прохоров-младший, опуская руку мне на плечо, которую я тут же резко стряхнула: обниматься с Тимофеем (или вообще с кем-то из этой компании) не было никакого желания. – Передает тебе привет, – невозмутимо продолжал второй бывший. – Очень соскучился. Оценил твою любовь и заботу. Жаждет встречи. Даже про женитьбу что-то упоминал. А подобное, исходящее от моего бати… – Тимофей покачал головой. – Высший комплимент. Но я, Катька, не намерен видеть тебя в роли мачехи. Кстати, ты не желаешь снова на пару со мной послушать марш Мендельсона, а?

Глазков с Казанским хмыкнули.

– Еще какие-нибудь предложения будут? – процедила я сквозь зубы.

– Нет, Катюх, я серьезно, – не унимался Прохоров. – Ты подумай, а?

– Заткнись! – рявкнула я, злая как черт.

Тимофей открыл было рот, но теперь уже Глазков попросил его умерить пыл.

– Так, все молчим, Вова на месте, – сказал Илья Михайлович. – Слушаем. Вопросы потом.

Вова звонил в мою дверь, из-за которой тут же послышался Тимкин лай. Как я соскучилась по своему четвероногому другу! Как я хотела побыстрее его увидеть! Ну сколько можно играть в эти игры и сидеть в машине рядом с собственным домом? Но…

– Это ты? – спросила Тамарка при виде Вовы и тут же перешла на крик: – Почему ты ее не спас?! Куда ты смотрел, гад?! Где ты был?!

По всей вероятности, она пыталась бить Вову кулаками в грудь и кричала, и рыдала, а я застыла на месте.

– Откуда она узнала, что я погибла? – очень тихо спросила я у сидевших со мной в машине мужчин. – Откуда она могла…

Тимофей хмыкнул, Игорь обернулся ко мне с водительского места, очень серьезно посмотрел на меня и отвернулся. Но, как мне показалось, в последнее мгновение в его глазах мелькнула жалость. Или только показалось? А Илья Михайлович заявил, что я, к его большому удивлению, плохо разбираюсь в людях. Очень хорошо в финансовых вопросах, различного рода сделках и способах ухода от налогов, а в плане тех, кто меня окружает, в особенности самых близких мне людей, у меня словно шоры на глазах.

– Ладно, слушаем дальше. Потом обсудим эту тему, Екатерина Константиновна.

Тамарка продолжала рыдать. Навстречу Вове вышел Андрей Савушкин (как я поняла из реплики Вовы, назвавшего его по имени – для нас, наверное), поздоровался с гостем, мужчины пожали друг другу руки, и Андрей пригласил Вову в гостиную, где они с Тамаркой как раз меня поминали.

«Значит, Андрей уже в Питере? Вернулся с Кипра? А ему что-то сообщили про готовившееся на него покушение?»

– Ты гроб привез, да? – спросил Андрей. – Я узнавал сегодня в Пулкове. Мне сказали, что самолетом из Вены должны прислать.

– Угу, – промычал Вова и заявил, что он как раз только что занимался оформлением необходимых бумаг. Домой еще не заезжал, вот решил заглянуть к Тамаре, но он не стал уточнять, чье тело доставили в Россию.

Кстати, а что сказали Андрею в Пулкове? Что это доставили меня?

Дальше говорил Савушкин, а я медленно превращалась в соляной столб. За изменением выражения моего лица следили и Тимофей, и Глазков, повернувшийся с переднего места пассажира. Потом повернулся и Казанский, занимавшийся аппаратурой.

– Ну и как вам Андрюшин райский голосочек, Екатерина Константиновна? – проворковал Глазков.