Марш обреченных (СИ)

— Взгляни вот на того mingsel, брат мой, — указал алавиец на придавленный лошадью труп полукровки.

— И? Что я должен увидеть? — вздернул темноликий бровь под черной маской.

— Готов поклясться, что это он обеспечил прорыв конницы людей. Я видел, как этот смесок спускает в нас сразу десяток заклятий. Да, его огненные шары были неприлично примитивными. Но и их хватило, чтобы застать нас врасплох. Ты уже размышлял над этим, Нилле? Три кардинала Великого Совета чуть не пострадали от рук какого-то ублюдка…

— Вассиф всё же пострадал, — философски подметил старейшина. — Он едва не лишился руки. А на его лице отныне навсегда останется уродливое напоминание об этом дне.

— Пусть это будет Вассифу уроком, — с плохо скрытым злорадством изрек собеседник. — А то он, кажется, забыл, какую опасность таят в себе низшие расы.

— Ты слишком суров к нашему брату, Зонн, — осуждающе покачал головой соплеменник. — Я тоже не ожидал подобного исхода. Если б не твой Покров, то я бы лежал в полевом лазарете вместе с ним.

— В любом случае, меня больше заботит этот полукровка. Кто он? Почему так странно творил чары? Как ему удавалось атаковать так часто и не свалиться под тяжестью отката?

— Хм… интересные вопросы, брат мой, — задумчиво произнес кардинал Нилле. — Может быть мы найдем ответ на теле…

Старейшина, не выказывая и толики брезгливости, проворно взобрался на гору из трупов. Там он склонился над мертвым полукровкой, пристально рассматривая его руки.

— Боюсь, Зонн, ты ошибся, — вынес вердикт алавиец.

— Будь добр, поясни.

— Взгляни на его пальцы. Он обладатель всего одного кольца. Да и оно медная дешевка с мутным кристаллом и кривой огранкой. Такой мусор не наденет на себя даже самый нерадивый ученик. Вряд ли этот озарённый был хоть чем-то примечателен.

— И всё же, именно его лицо запало мне в память… — не спешил соглашаться второй кардинал.

— Порой наш разум играет с нами самым замысловатым образом. — пожал плечами собеседник. — Мы склонны принимать его миражи за истину. Но с фактами, брат мой, тяжело спорить, Я считаю, что в ряды кавалерии просто затесалась пара магистров полной руки. Но сейчас они погребены где-то под телами своих соплеменников. Это самое разумное и логичное объяснение.

— Что ж, пусть будет так, — вздохнул старейшина Зонн, не желая ввязываться в спор. — Если ты не возражаешь, я бы чего-нибудь выпил.

— С удовольствием поддержу твое начинание, брат. У меня как раз есть целая амфора замечательного блейвендского вина.

Кардиналы, о чем-то негромко переговариваясь, неспешным шагом двинулись прочь от горы мертвой плоти. В иной ситуации они обязательно дали бы приказ молдегарам снять с покойников всё снаряжение. Но они сейчас на чужих землях, и перегружать обозы нельзя. Так что пусть валяется вся эта падаль на радость подземному народцу…

* * *

Сознание возвращалось ко мне медленно и какими-то урывками. Кадры небесного свода мимолетной фотовспышкой вторгались в разум словно, чтобы через долю мгновения смениться непроглядным мраком. Я не понимал, что со мной. Жив я или мертв? Если второе, то почему мне всё еще так тяжело? А если первое, то какого дьявола костлявая до сих пор не прибрала меня?

В таком делирии, изнемогая от боли и жажды, я пролежал до самой ночи. А потом в мой бред стали просачиваться какие-то странные звуки. Шорохи, пощелкивания, скрежет чего-то твердого, шипение, свист… Не знаю почему, но мне представилось, что вокруг рыскают десятки гигантских муравьев, клацая жвалами, шурша лапками и потрескивая хитиновыми сочленениями.

А потом вдруг моего лица коснулась чья-то прохладная ладонь. От удивления я аж нашел в себе силы разлепить залитые засохшей кровью веки. Но на что-то большее меня уже не хватало. Я увидел над собой женское лицо. Одновременно и пугающее, и притягательное. Невзирая на приятную глазу симметричность и общую миловидность, в нем прослеживалось нечто инородное. Несвойственное человеку. Кожа у незнакомки была белой, как у альбиноса. Практически прозрачной. Губы же, наоборот, темными. Почти черными. Лоб по-аристократически высоким. А широко посаженные нечеловеческие глаза сияли зловещим алым огнём.

То, как она смотрела на меня, не поддавалось описанию. В ее взгляде причудливейшим образом сплетались восхищение, страстная жадность и какое-то садистское предвкушение. Белокожая с необычайной нежностью поглаживала меня по щеке, будто я замызганный приблудный котёнок.

Заметив, что я пришел в чувство, альбиноска криво улыбнулась и прошипела на едва понятном человеческом языке:

— Крас-с-сиво. Ты так оч-чаровательно. Оч-чень хорош-шо. Теперь ты моё. Моё навс-с-сегда. Я буду твой хоз-с-сяйка. Ты понимать меня?