Марш Теней

У золотых дверей опочивальни автарка Киннитан и ее маленькая свита остановились, чтобы пропустить знакомые огромные носилки. Их неуклюже разворачивали в проходе. Скотарк Прусас скрюченными пальцами отдернул занавески и выглянул. Он заметил Киннитан и уставился на нее, открыв рот, будто удивлялся. Она подумала, что причиной гримасы было не удивление, а слабость мышц его нижней челюсти: что необычного в одной из многочисленных невест, ожидающей аудиенции у автарка? Голова скотарка тряслась на тонкой шее. В глазах Прусаса промелькнуло выражение не то презрения, не то ненависти. Его холодный оценивающий взгляд, подергивания и ужимки лишь усилили раздражение Киннитан.

Почему самый могущественный человек в мире выбрал своим преемником это хилое, ненормальное существо? Киннитан терялась в догадках. Должность скотарка стала традиционной при Соколином троне. До тех пор пока сын автарка не станет достаточно взрослым, чтобы управлять государством, роль наследника выполняет скотарк. Если автарк умрет, не оставив законного наследника, наличие правителя предотвратит распри между родственниками — они не могут наследовать трон напрямую, а значит, не будет кровопролитной войны кланов за власть.

Правда, древний закон гласил, что в случае смерти скотарка автарк лишается милости богов и должен отречься от трона. Поэтому при выборе скотарка правитель учитывал не столько деловые качества, сколько здоровье и выносливость. Примерно так оценивают скаковых лошадей: по блеску глаз и крепкому сердцу. Раньше выбор скотарка осуществлялся на специальных состязаниях: в процессе их все участники, кроме победителя, должны были умереть. Такие состязания считались обычным делом, потому что для автарка путь к Соколиному трону грозил теми же опасностями. Правда, в борьбе за власть претенденты умирали не так открыто.

Девушка видела, как Прусас, дрожа всем телом, откинулся на подушки в глубине паланкина. Срывающимся голосом он крикнул носильщикам, чтобы его несли дальше. Киннитан не понимала, почему Сулепис, не имевший не то что взрослого наследника мужского пола, но даже новорожденного сына, выбрал в скотарки калеку, находившегося на краю могилы. Впрочем, не только Киннитан — никто в обители Уединения не знал ответа, хотя об этом постоянно судачили. Самые отчаянные шепотом высказывали предположение, будто автарк — самый ненормальный в своей безумной семейке. Или, говорили они с одухотворенным видом, он любимец богов.

Не успели высокие двери захлопнуться за скотарком, как их снова открыли перед Киннитан, двумя ее служанками и стражниками из числа избранных.

Опочивальня, украшенная изящными пурпурно-золотыми колоннами, была чуть меньше большого Тронного зала, хотя людей в ней собралось совсем немного: десяток солдат, расположившихся за помостом, и человек двадцать слуг и священников. При других обстоятельствах Киннитан почувствовала бы себя неловко под взглядами мужчин, особенно после жизни в обители Уединения, но не сейчас. И, хотя одним из рассматривавших ее был Джеддин — глаза капитана «леопардов» выражали восхищение, — взор Киннитан как магнитом притягивал человек, сидевший на белой каменной скамье. Однако еще больше, чем очевидное могущество автарка, ее поразило поведение людей: все они старались занять место поближе к Сулепису, хотя, несомненно, боялись его. Наверное, так замерзшие крестьяне придвигаются к огню. Смотреть на правителя заставляло не только безумие, горевшее в его безжалостных, как у хищной птицы, глазах. Киннитан уставилась на автарка еще и по другой причине: тот оказался абсолютно голым, если не считать золотого венца на голове и золотых напалечников на руках.

Щеки Киннитан запылали, словно богокороль и вправду излучал жар. Она не знала, куда ей смотреть. Сама по себе нагота, даже мужская, ее не пугала: она не раз видела отца и братьев купающимися. К тому же, гуляя по людным улицам, залитым палящим солнцем, жители Ксанда предпочитали обходиться минимумом одежды. Загорелые руки и ноги автарка были длинноваты и худы, но он не был уродливым. Однако Киннитан напугало безразличие Сулеписа к собственному виду. Он походил на животное, не сознающее своей наготы и не получающее от нее никакого удовольствия. Его тело лоснилось от пота, а член, длинный и вялый, лежал на бедрах, как морда неизвестного слепого зверя.

— А вот и моя юная невеста, — произнес автарк безразличным тоном, не соответствующим блеску его глаз. — Правильно я говорю, Пангиссир? Это ведь она?

Верховный жрец вышел из-за спин девушек с веерами и остановился.

— Вы, как всегда, правы, Бесценный, — поклонился он.

— А зовут ее… зовут…

— Киннитан, Бесценный, дочь Чешрета из третьего храма.

— Какое у тебя необычное имя, дитя. — Автарк поднял руку и поманил девушку длинным блестящим пальцем. — Подойди ближе.